Обозреватель РИА «Омск-Информ» уверен, что если бы чиновники не лишали художников их мастерских, сегодня имена многих гремели бы повсюду.

До 1987 года художников в Омске не было. Были народные художники РСФСР типа Алексея Либерова и Кондратия Белова. Это, конечно, если не считать Михаила Врубеля, который на самом деле велик, но которого увезли из Омска, когда он только начал ходить.

По мнению многих искусствоведов, появление художников в новейшей истории Омска началось с Экспериментально-художественного объединения (ЭХО), созданного как раз в 1987-м. Сегодня трудно припомнить имена всех стоявших у истоков объединения – их было много, но люди с хорошей памятью в числе прочих называют Владимира Бугаева, Евгения Вигилянского, Анатолия Ширяева и Георгия Кичигина. Да, мэтр Кичигин баловался модернизмом и на этом, как говорят, создал первые большие буквы своего имени.

На выставки ЭХО валил весь Омск. Помню – в центре зала «Христос Святого Иоанна Креста» Сальвадора Дали (на фото слева). Вокруг – не менее шокирующие работы наших и, собственно, они – длинноволосые и слегка пьяные уже с утра.

На улице беспрестанно курят, тут же обмывается очередная сделка – картины продаются. Каким-то образом о выставке узнают мировые знаменитости, и продаются даже дорогие картины. По некоторой информации, полотна там приобрели поэты Евгений Евтушенко и Роберт Рождественский.

На ЭХО, как выразился один знакомый пейзажист, «отметились почти все повылазившие из андеграунда» художники Омска. Это был «праздник свободы и вседозволенности». По словам пейзажиста, там были замечены такие безусловные авторитеты, как скульпторы Александр Капралов, Владимир Шамардин, «делавший голову самому Жукову» (на омском памятнике), вскоре покинувшие Омск Геннадий Манжаев, Александр Гончарук, Олег Николаенко и многие, многие другие.

Таких выставок, как в тот период, в Омске потом еще не было долго. Особая атмосфера позднего «совка» как ничто лучше позволила одним творить, а вторым всем этих восхищаться и покупать. Для современного искусства это, что называется, идеальное сочетание факторов времени и места. Именно так произошло в Омске в конце 80-х годов прошлого столетия.

Но вскоре ажиотаж начал спадать. Картины писались, но уже продавались не так лихо. Подавляющее большинство населения города пребывало в перестроечной нищете, а новые русские – в «золотом веке» килограммовых цепей и модерновых «Мерседесов-W140», получивших в народе название «шестисотые». Омские художники заскучали и чаще стали посматривать на карту СССР.

– В конце 80-х – начале 90-х Омск стал многим неинтересен, – говорит художник, директор крупного рекламного агентства из Санкт-Петербурга Игорь Гурьянов. – Тогда там был меньший спрос к искусству, да и закрытость Омска – не только в силу ВПК, а в первую очередь по общению, сыграла свою роль. А нам нужна была востребованность, рост. Москва нам не особо нравилась, решили махнуть в Питер. Там атмосфера была соответствующая, богемная, да и одним словом – Европа.

Но там, как выяснилось, «омских гениев» особо не ждали.

– Амбиций было столько, что в самолете за них пришлось доплачивать, как за сверхнормативный багаж, – вспоминает Гурьянов. – Но когда приехали, выяснилось, что тут как бы своих придурков хватает и никому мы не нужны.

По словам Гурьянова, жили где придется и ели что придется.

– Участвовали во всех городских выставках, и возможность засветиться была. А поскольку все мастерские были на Пушкинской,10, – это такой арт-центр, который появился стихийно в 89-м году – была возможность вариться в тусовке. Художники, музыканты – порядка 150 человек – жили в одном месте, и это сильно помогало и в душевном плане, и в смысле физического выживания. Все нищие, но безумно талантливые, кто-то что-то продаст, купит колбасы, и снова за работу.

Но все же не все омичи закрепились в Петербурге. Кто-то скоро вернулся, кто-то выбрал более материальный способ зарабатывания средств к существованию. Но многим элементарно не хватило времени на «понимание» со стороны потребителей изобразительного искусства.

– У кого-то были хорошие стартовые условия, а кому-то просто повезло. У Гончарука, например, было две квартиры – одну сдавал, и, соответственно, была возможность работать. Олегу Николаенко питерские ребята предложили деньги на открытие галереи – они с Юрием Потаповым –одни из создателей творческого объединения «Арт-группа «СНЕГ». И это тоже для них и ребят, чьи работы там продавались, стало хорошей «поддержкой штанов».

Кстати сказать, в состав арт-группы «СНЕГ» входят культурный центр «Мансарда художников» и художественная галерея «Мансарда художников» с двумя выставочными площадками. А галерея «Мансарда художников» входит в число самых популярных художественных галерей Санкт-Петербурга, что само по себе дорогого стоит, так как общее число подобных переваливает за 400 штук.

Тем не менее, по признанию Гурьянова, сегодня лишь около десяти выходцев из Омска зарабатывает свой хлеб только картинками. В их числе известный в Питере Геннадий Манжаев, который и родную деревню не забывает – в прошлом году он привозил в Омск свою выставку.

Из ныне живущих, но покинувших родной город, пожалуй, самым именитым оказался Дмитрий Шорин. Тоже начинавший на худграфе омского педа, он продолжил обучение в академии бытового обслуживания в Омске по специальности «художник-проектировщик костюма», а в 1992-м закончил образование в академии бытового обслуживания Санкт-Петербурга по той же специальности.

Также некоторое время потусовавшись в арт-центре на Пушкинской, 10, Шорин в 1998 году попал в Международную федерацию художников ЮНЕСКО, а с 1999 года его работы неоднократно выставлялись на аукционах Sotheby's и Phillips de Pury. В 2008 году он стал самым молодым художником, удостоенным персональной выставки в Мраморном дворце Государственного Русского музея. Участник первой и третьей Московских биеннале современного искусства. А в 2013 году его проект I believe in angels был представлен на 55-й Венецианской биеннале.

Предыдущий абзац списан с Википедии. А там из наших, кроме уже упомянутых Врубеля, Либерова и Белова, никого найти не удалось.

Конечно, это не означает, что остальные омские художники хоть на граммулечку хуже. Как раз, может, наоборот, если следовать движению мысли Бернарда Шоу - картина, которую хвалят больше, чем десять процентов публики, подлежит сожжению.

В Омске, по мнению местных искусствоведов, гораздо больше художников, которые добывают хлеб свой чистым искусством. Называют Сергея Александрова, Виктора Сафронова, Евгения Зарембу, Геймрана Баймуханова, Дамира Муратова, Елену Боброву, Татьяну Бугаенко, Александра Вергуна, Валерия Куликова, ну и, конечно, уже расхваленных Капралова, Кичигина и Шамардина. И кого-то еще. Кто-то из них в дополнение преподает, но, по свидетельству самих художников, зарплаты преподавателя с трудом хватает на холст и краски.

Любопытно, что, несмотря на местную, «неевропейскую» прописку, многие работы омских художников находятся в музеях и частных коллекциях всего мира. Вспоминаю интересный случай, когда один знакомый – начальник Новосибирский таможни – в глубоком застолье поинтересовался, знаком ли я с Сергеем Александровым. Я был знаком. Начальник почти стоял на коленях, упрашивая познакомить художника с ним, мол, в Новосибирске Александров – икона, а его картинами увешаны вся квартира и вся таможня начальника… Я дал контакт. Но затем выяснилось, что квартира и таможня начальника увешаны постерами с картин Александрова, и начальник,сетуя на отсутствие денег, пытался выманить у художника картину «в подарок».

Наверное, очень честный начальник таможни, решили мы с Александровым, но осадок остался – некстати я вспомнил, что почитатель икон в тот вечер пил коньяк исключительно за мой счет.

По мнению наших патриотически настроенных художников, сегодня нет нужды завоевывать мир, уезжая для этого в столицы. Интернет, коммуникации позволяют сделать это, не выходя из мастерской, – сегодня галереи бьются за авторов, распространяют их работы и на своих сайтах, и в социальных сетях. Для них ведь это просто бизнес…

Кроме Евгения Вигилянского и Анатолия Ширяева, все помянутые выше художники живы. И дай им Бог здоровья. Но есть и художники, талантливые омские художники, которые не сумели дожить даже до признания своего таланта. «Признание» в этом смысле – всего лишь деньги за картину. Один мой знакомый художник, публичный человек и в силу этого не пожелавший, чтобы называлось его имя, рассказал, что десятки омских талантов спились и «не вовремя» отошли в мир иной только по причине отсутствия мастерских.

– Я лично знал человек десять, – рассказал он, – приличные художники. Почти все, кто идет по пути искусства, по жизни к быту не приспособлены – они могут только рисовать. Были мастерские в здании у речного вокзала, работали, как-то жили. Да, там был Содом и Гоморра, но было место для работы и тусовки. Выгнали, а у многих не было даже квартир – пошли по подвалам. Выгнали и из подвалов. Помнишь, когда Толя Ширяев пытался сделать мастерские напротив университета в подвале? Где-то нашли деньги, за свой счет оборудовали – но выгнали и оттуда, даже не вернув вложенного.

По мнению «публичного человека», причина упадка искусства в Омске и в отсутствии тусовки.

– Помнишь начало – середину 80-х, начало 90-х? Художники и поэты – постоянные гости в газетах. Да, пили водку, но тот же Аркадий Кутилов где бы публиковался без «Молодого сибиряка»? В «Молодом сибиряке» для карикатуристов существовала страница, где были представлены работы Вячеслава Потапова, Павла Радзиевского, Евгения Ременюка, впоследствии получившего в Питере приз любительских симпатий за свою «х…ю серию».

– Отобрали или задрали аренду за мастерские, в газетах «рыночные» руководители запретили общаться, художники разделились на успешных и неуспешных, – продолжил «публичный человек», – неуспешные разбежались по разным углам города и стали пить. Вигилянский с Манжаевым тоже ведь не от хорошей жизни в свое время уехали. Спились бы тут и померли.

Правда, в среде омских художников, продающих свои работы, существует другая трактовка «успешности». Как жестко выразился знакомый пейзажист, «как и везде – тут естественный отбор: слабые отпали, сильные остались».

Как все поняли, его пейзажи идут нарасхват.

Все идет по плану (Летов)

Как любил повторять Анатолий Ширяев – художника может обидеть каждый. Судьба Ширяева известна. Замечательный, добрейшей души человек, несмотря на тяжелейшее финансовое положение, старался помочь таким же «неуспешным» художникам, пробивая через минкульт подвалы для мастерских. Летом, чтобы заработать на жизнь, рисовал портреты отдыхающих в парках. Безусловный талант, но (см. заголовок) и умер.

Еще несколько моих знакомых талантливых художников на грани. Пытаются творить, на пропитание подрабатывая чем угодно. Оформительские работы, портреты на надгробных плитах, один даже ухитрился поработать сторожем в синагоге… И все потому, что негде работать по призванию, и даже то, что сделано, они не могут пристроить на выставки. Не помню, кто сказал, но если бы их оценивали по степени одиночества и по глубине отчаяния – это были бы великие художники.

Выход из ситуации есть. Как считает тот же «публичный человек», и я его поддерживаю однозначно – в Омске чуть ли не умышленно снижают уровень культуры, что ли. В чем сложность решения проблемы предоставления помещений с минимальной арендной платой или вообще в ее отсутствии? Даже успешные художники страдают от аренды за мастерские, а областной минкульт в это время тиражирует брошюрки с текстами местных графоманов и т. д., и т. п., что необходимо для отчетов перед минкультом федеральным для видимости бурной культурной жизни в регионе.

Понятно, все это пустое – никакому омскому чиновнику даже в голову не придет после этих намеков возвращать мастерские или искать места для новых. Да и в том же Питере (где более 400 художественных галерей) вряд ли какой-нибудь губернатор искал художников по подворотням и сгонял их на Пушкинскую, 10. Но ведь талантливые люди мрут. Но ведь талантливые люди уезжают.

Воистину, единственный способ выразить свою признательность художнику – это купить его картину (Пьер Огюст Ренуар). Но, может, для того, чтобы до омичей это дошло, тоже нужны какие-то усилия? Назвать, например, наш город «живописной столицей-2». С «театральной» ведь сработало.

Владимир Преображенский