"Надо думать!"

«Я уверен, что патриот - это человек, который ради то­го, чтобы его стране было лучше, готов рискнуть своей свободой, своим благополу­чием», - сказал в интервью «АиФ» писатель.

Донос доносу рознь

- Владимир Николаевич, не­давно проводился соцопрос, ко­торый показал: 80% россиян не смогли вспомнить любимую кни­гу о войне. О чём это говорит?

- Это ни о чём не говорит и одновременно го­ворит отрицательно обо всех. Потому что книги о войне любят далеко не все чита­тели. однако многие хотят просто не ду­мать о войне. Более того, многие хотят вообще ни о чём не думать - не думать о настоящем, не ду­мать о прошлом и совсем не думать о будущем. И это ха­рактерно не только для России.

Очень много желающих жить по принципу: «Если я буду знать, то это меня будет волновать. Может быть, я даже захочу на это как-то реагиро­вать. Так что лучше я ничего не буду знать и буду жить хорошо и спокойно».

- 2015 году нас объявлен Годом литературы, но согласно тем же соцопросам у нас достойной ли­тературы, которую люди счи­тают искусством, - раз-два и обчёлся.

- Да, её не так много, но её везде немного. Когда мы считались самой читающей стра­ной - а было это в советское время, - литература служила одним из немногих способов развлечений. За границу ездить было нельзя, работа у многих была неинтересная, а порой и необязательная. Какой-нибудь служащий сидел на работе и под столом, а то и на столе чи­тал книжки. Сейчас жизнь ин­тенсивная, людям надо боль­ше времени тратить на работу. Плюс появилось много развле­чений. Тот строй - советский, закрытый - для писателей был в некотором смысле очень хо­рош, потому что он гнал людей к литературе. А теперь литера­тура стала необязательной.

- Если уж речь зашла о лите­ратуре в СССР, тогда ведь была жёсткая конкуренция, писатели кляузничали друг на друга. Сегод­ня культура доноса на Западе цветёт пышным цветом - там в порядке вещей доносить на со­седа, что-то нарушившего...

- Осуждать каждого доносчи­ка стоит по его делам, потому что донос доносу рознь. Допус­тим, машина сбила человека и скрылась, а я видел номер и его записал. Конечно, я сообщу в полицию. А если машина прос­то проехала на красный свет, я никому докладывать не буду. Но на Западе много таких за­конников, которые и об этом сообщат. Там многих этому с детства учат. Допустим, один ученик списывает у другого. И сразу отличник поднимает руку и жалуется: «А вот он у меня списывает». Такие ябеды вызы­вают во мне отвра­щение.

Но про взяточни­ков и казнокрадов, я считаю, надо писать. Это не донос, а разо­блачение. И такие ве­щи надо разоблачать непременно, потому что наша страна со­вершенно погрязла в коррупции, и, когда какие-то люди неза­служенно получают огромные миллионы, сообщать об этом надо публично. В га­зете писать - в «Аргументах и фактах».

- Сегодня, кстати, некото­рые известные люди уверены, что писать многое нельзя, что вернулась советская цензура...

- В советское время формаль­но цензуры не было. Но было учреждение Главлит. Как бы цензорами были редакторы. Чаще всего попадались поря­дочные, честные, смелые. Но были и несмелые, непорядоч­ные, которые всего боялись. То цензурирование было, конечно, серьёзнее сегодняшних «Тан­гейзеров».

Тогда, например, я написал книгу про революционерку Веру Фигнер. Назвал её «Деревянное яблоко свободы» - это была ци­тата из одного её письма. Меня спросили: «Что это такое? Да­вайте как-нибудь иначе». При­шлось переименовать в «Сте­пень доверия». В этой же книге у меня один из персонажей пишет сыну письмо и просит прислать книгу «Нет более геморроя». Редакторша сразу вычёркивает. говорит, что такие слова употреблять нельзя. Я долго ей доказывал, что геморрой - это просто болезнь и ничего предо­судительного в самом слове нет.

Патриоты напоказ

- Вы иногда с редакторами соглашались, но вас всё равно высылали, лишили гражданства. Обиделись тогда?

- Я очень оскорбился, хо­тя должен был бы. казалось, привыкнуть ко всему, - до это­го меня всячески поносили, сравнивали с разными отвратительными типами животных и насекомых, исключили из Со­юза писателей. Но, когда меня лишили гражданства, я вдруг почувствовал себя сильно ос­корблённым. Даже сам удивил­ся своим чувствам.

- Почему же тогда вернулись, если здесь всё рушилось, а там было хорошо и спокойно?

- Я приехал, потому что рух­нул строй, который я очень не любил, и потому что надеялся, что теперь Россия встала на путь свободы и демократии. Я понимал, что, конечно, это бу­дет трудно, что нужны общие усилия, и хотел принять участие в этом процессе. И не понимал тех, кто в то же время рвался ту­да, на Запад. Я их не осуждал, но думал, что это плохо для Рос­сии, потому что уехало много активных, талантливых, умных людей, которые стране очень бы пригодились.

- Значит, вы всё-таки патриот, несмотря на ваши, как вы выражаетесь, нетрадиционные взгляды на российскую действительность?

- Я не люблю называть се­бя патриотом, но как-то меня спросили: «Что же вами двигало, когда решили вернуться?» И я ответил: «Ничего, кроме патриотизма». Я уверен, что патриот - это человек, который ради того, чтобы его стране было лучше, готов чем-то рискнуть - своей свободой, своим благо­получием. А те люди, которые говорят: «Я патриот!» и используют это для продвижения по службе или чтобы украсть по­больше, - какие же это патрио­ты? Не зря Салтыков - Щедрин сказал, что, если кто-то кричит: «Я патриот!», надо смотреть, где он чего украл. Вообще, про себя говорить, что я патриот, - это всё равно что заявить: «Я очень хороший человек». Я про себя стараюсь так не говорить, пото­му что это нескромно и в боль­шинстве случаев просто вранье.

- Но всё-таки вы оптимис­тично смотрите на наше будущее? Вот недавно вы говорили, как радостно видеть, что многие наши автомобилисты научились останавливаться перед пешеходным переходом.

- Я оптимист чеховского разлива. Чехов говорил, что лет через 100-200 у нас всё будет хорошо. Люди меняются, но очень мед­ленно, потому что психологию целого народа изменить очень трудно. Им нужен пример перед глазами. Такой факт: во время войны королева Англии получа­ла паёк по карточкам, и с заднего хода ей ничего во дворец не зано­сили. Что получала, тем и пита­лась. Когда в государстве есть та­кие люди, их уважают. Уважают и власть, хотят ей соответствовать. А если люди, которым доверены высокие посты, тащат, что мо­гут, живут намного лучше других. нечестно, имеют какие-то при­вилегии, которых другие люди не имеют, естественно, простои народ начнёт брать с них пример. Если наверху люди будут воро­вать, то и низы поступят так же. А почему бы и нет?

Аргументы и Факты