Поиск

Наш земляк пограничник Василий Мухин погиб в бою с фашистскими оккупантами 5 июля 1941 года в Кандалакшском районе Мурманской области. Спустя 72 года после того боя его останки были обнаружены поисковиками, и 3 октября 2013 года со всеми воинскими почестями он был захоронен на Старо-Северном мемориальном кладбище Омска. И трудно передать те эмоции, которые испытала Татьяна Гукова, когда в канун 70-летия Победы она с букетом цветов пришла на кладбище и не обнаружила могилы своего дяди.  Со слезами на глазах женщина обратилась в редакцию «Омской правды».

Память под забором

В дирекции кладбища ей сообщили, что могила воина была действительно уничтожена. А произошло это при реконструкции «Солдатского пантеона». Причем не по чьему-то недосмотру или роковой ошибке, а совершенно осознанно. Мало того, в ходе работ были демонтированы и надгробные плиты, установленные на одиночных захоронениях военно­служащих, умерших от ран в омских госпиталях в период Великой Отечественной войны. Десятки надгробных плит с именами погибших сейчас лежат неподалеку.

Вспомнить всех поименно

Сама по себе идея создания мемориала заслуживает уважения, но вот как она воплотилась в жизнь, оставляет немало вопросов. За ответами я обратился в пресс-службу администрации Омска. Поначалу меня пытались убедить, что на том месте не было индивидуальных захоронений, а все они представляли собой едва ли не одну общую братскую могилу. Затем, правда, согласились, что индивидуальные захоронения здесь все же были, но якобы все могилы были безымянными. Однако кто бывал на Старо-Северном кладбище, прекрасно знают, что на каждой плите были выбиты и фамилии, и звания умерших от ран бойцов Красной Армии.

Тем не менее чиновники продолжали стоять на своем и даже пригласили меня побывать непосредственно на месте. И вновь пытались объяснить, что ничего заслуживающего внимания прессы с воинскими захоронениями не произошло. Но объяснять все произошедшее представителям власти пришлось почему-то именно мне.

Скорбный список

К удивлению, городские чиновники не имели представления о существовании изданной еще в 1997 году областной Книги памяти. А зря, так как в издании собраны не только имена погибших и пропавших без вести омичей, одиннадцатый том содержит подробный список воинов, умерших в омских госпиталях и захороненных на Северном кладбище. Замечу, что кладбище было открыто в 1942 году именно для захоронения военнослужащих, умерших в омских госпиталях. Но самое главное заключается в том, что в этом скорбном списке указаны не только фамилии бойцов, их звания и место рождения, но и место захоронения с конкретным номером ряда на кладбище и могилы. То есть еще в годы войны все было тщательно задокументировано и теперь подтверждено архивными документами. Но обращаться ни к книге, ни к архивам почему-то не сочли нужным.

Оставь сомнения при себе

Видимо, во всем решили положиться на творческую интуицию и опыт автора проекта мемориального комплекса – скульптора Сергея Голованцева. По его задумке вместо надгробий должен был появиться некий сплошной бордюр. Правда, как пояснил автор, уже без фамилий. И в такой обезличенности, насколько я понял скульптора, заключается его принципиальная позиция. Она основана на том, что Сергей Александрович не уверен, что под каждой из плит лежит именно тот человек, чья фамилия была на ней выбита. И даже предложил мне провести чуть ли не эксгумацию, чтобы доказать обратное. Так ведь и он достоверно не может знать, чьи останки там покоятся: политрука Павла Кубрина или красноармейца Николая Кашина? А если есть сомнения, тогда почему ни автор проекта мемориала, ни чиновники городской администрации не заглянули в архивы или хотя бы в ту же Книгу памяти? Но в одном я уверен: никакие сомнения не могут оправдать сделанное. А если все же сомневаешься, то лучше оставить сомнения при себе, а не браться за работу очертя голову.

В заложниках у творческих амбиций

Меня интересовал и другой вопрос: кто конкретно стал инициатором сноса надгробий? Как выяснилось, инициатива принадлежала опять же Сергею Голованцеву. В чем он мне и признался. По его словам и в соответствии с его же творческой концепцией на месте воинских захоронений должно возникнуть некое подобие Пискаревского мемориального кладбища в Санкт-Петербурге. И все бы хорошо, если бы не одно обстоятельство: в блокадном Ленинграде не было ни сил, ни средств хоронить погибших в отдельных могилах, поэтому Пискаревское кладбище стало местом, подчеркиваю, массового захоронения жертв блокады и воинов Ленинградского фронта. В Омске же каждого умершего от ран, во всяком случае на Северном кладбище, хоронили в отдельной могиле. Поэтому создание в нашем городе своей «Пискаревки» считаю более чем неуместным.

Но в этой истории удивляет даже не то, что павшие воины стали заложниками творческих амбиций, а то, почему администрация кладбища пошла на поводу у автора. Это в то время как все воинские захоронения в соответствии с Федеральным законом «Об увековечении памяти погибших при защите Отечества» подлежат государственному учету, а ответственность за их сохранность возложена на органы местного самоуправления. Похоже, что в мэрии этот закон либо вовсе не читали, либо читали не очень внимательно. Иначе не стали бы мотивировать снос надгробий их плохим состоянием. Этот аргумент в свое оправдание мне приводили и скульптор, и сотрудники администрации города Омска. Действительно, за многие годы на некоторых появились трещины и сколы, кое-где выцвела краска, но вместо того, чтобы навести порядок, их просто убрали с глаз долой.

По закону и по совести

У меня, как, наверное, и у большинства тех, кто побывал в эти дни на Старо-Северном кладбище, нет никаких претензий к открытому накануне юбилея Победы памятнику воину-освободителю и распложенным по его сторонам мемориальным доскам с именами захороненных. Но, как заметила Татьяна Гукова, раньше она приходила на могилу своего дяди Мухина Василия Григорьевича, но не к выбитым на мемориале буквам «Мухин В. Г.».

В областном военном комиссариате мне сообщили, что в соответствии с протоколом прошедшего в июне 2012 года в Москве заседания Российского организационного комитета «Победа», утвержденного президентом страны, в течение прошлого года были составлены паспорта на все воинские захоронения Омской области. Протоколы были подписаны главами администраций всех округов Омска и муниципальных районов области. Экземпляры паспортов направлены в Управление Министерства обороны РФ по увековечиванию памяти погибших при защите Отечества, а также для размещения в обобщенном банке данных общества «Мемориал» в сети Интернет. Последнее было сделано для широкого доступа к этой информации родственников погибших. Кроме того, в военном ведомстве обратили внимание на то, что все воинские захоронения подразделяются на две формы: одиночные и массовые. Таким образом, каждая одиночная могила погибшего на полях сражений или умершего от ран в госпиталях по определению является воинским захоронением и находится на государственном учете.

Мой отец всю Великую Оте­чественную прошел от начала до конца. Похоронен он на том же Старо-Северном кладбище. И мне бы очень не хотелось вместо его могилы однажды увидеть засеянное травой поле.

Омская правда

Наш земляк пограничник Василий Мухин погиб в бою с фашистскими оккупантами 5 июля 1941 года в Кандалакшском районе Мурманской области. Спустя 72 года после того боя его останки были обнаружены поисковиками, и 3 октября 2013 года со всеми воинскими почестями он был захоронен на Старо-Северном мемориальном кладбище Омска. И трудно передать те эмоции, которые испытала Татьяна Гукова, когда в канун 70-летия Победы она с букетом цветов пришла на кладбище и не обнаружила могилы своего дяди.  Со слезами на глазах женщина обратилась в редакцию «Омской правды».

Память под забором

В дирекции кладбища ей сообщили, что могила воина была действительно уничтожена. А произошло это при реконструкции «Солдатского пантеона». Причем не по чьему-то недосмотру или роковой ошибке, а совершенно осознанно. Мало того, в ходе работ были демонтированы и надгробные плиты, установленные на одиночных захоронениях военно­служащих, умерших от ран в омских госпиталях в период Великой Отечественной войны. Десятки надгробных плит с именами погибших сейчас лежат неподалеку.

Вспомнить всех поименно

Сама по себе идея создания мемориала заслуживает уважения, но вот как она воплотилась в жизнь, оставляет немало вопросов. За ответами я обратился в пресс-службу администрации Омска. Поначалу меня пытались убедить, что на том месте не было индивидуальных захоронений, а все они представляли собой едва ли не одну общую братскую могилу. Затем, правда, согласились, что индивидуальные захоронения здесь все же были, но якобы все могилы были безымянными. Однако кто бывал на Старо-Северном кладбище, прекрасно знают, что на каждой плите были выбиты и фамилии, и звания умерших от ран бойцов Красной Армии.

Тем не менее чиновники продолжали стоять на своем и даже пригласили меня побывать непосредственно на месте. И вновь пытались объяснить, что ничего заслуживающего внимания прессы с воинскими захоронениями не произошло. Но объяснять все произошедшее представителям власти пришлось почему-то именно мне.

Скорбный список

К удивлению, городские чиновники не имели представления о существовании изданной еще в 1997 году областной Книги памяти. А зря, так как в издании собраны не только имена погибших и пропавших без вести омичей, одиннадцатый том содержит подробный список воинов, умерших в омских госпиталях и захороненных на Северном кладбище. Замечу, что кладбище было открыто в 1942 году именно для захоронения военнослужащих, умерших в омских госпиталях. Но самое главное заключается в том, что в этом скорбном списке указаны не только фамилии бойцов, их звания и место рождения, но и место захоронения с конкретным номером ряда на кладбище и могилы. То есть еще в годы войны все было тщательно задокументировано и теперь подтверждено архивными документами. Но обращаться ни к книге, ни к архивам почему-то не сочли нужным.

Оставь сомнения при себе

Видимо, во всем решили положиться на творческую интуицию и опыт автора проекта мемориального комплекса – скульптора Сергея Голованцева. По его задумке вместо надгробий должен был появиться некий сплошной бордюр. Правда, как пояснил автор, уже без фамилий. И в такой обезличенности, насколько я понял скульптора, заключается его принципиальная позиция. Она основана на том, что Сергей Александрович не уверен, что под каждой из плит лежит именно тот человек, чья фамилия была на ней выбита. И даже предложил мне провести чуть ли не эксгумацию, чтобы доказать обратное. Так ведь и он достоверно не может знать, чьи останки там покоятся: политрука Павла Кубрина или красноармейца Николая Кашина? А если есть сомнения, тогда почему ни автор проекта мемориала, ни чиновники городской администрации не заглянули в архивы или хотя бы в ту же Книгу памяти? Но в одном я уверен: никакие сомнения не могут оправдать сделанное. А если все же сомневаешься, то лучше оставить сомнения при себе, а не браться за работу очертя голову.

В заложниках у творческих амбиций

Меня интересовал и другой вопрос: кто конкретно стал инициатором сноса надгробий? Как выяснилось, инициатива принадлежала опять же Сергею Голованцеву. В чем он мне и признался. По его словам и в соответствии с его же творческой концепцией на месте воинских захоронений должно возникнуть некое подобие Пискаревского мемориального кладбища в Санкт-Петербурге. И все бы хорошо, если бы не одно обстоятельство: в блокадном Ленинграде не было ни сил, ни средств хоронить погибших в отдельных могилах, поэтому Пискаревское кладбище стало местом, подчеркиваю, массового захоронения жертв блокады и воинов Ленинградского фронта. В Омске же каждого умершего от ран, во всяком случае на Северном кладбище, хоронили в отдельной могиле. Поэтому создание в нашем городе своей «Пискаревки» считаю более чем неуместным.

Но в этой истории удивляет даже не то, что павшие воины стали заложниками творческих амбиций, а то, почему администрация кладбища пошла на поводу у автора. Это в то время как все воинские захоронения в соответствии с Федеральным законом «Об увековечении памяти погибших при защите Отечества» подлежат государственному учету, а ответственность за их сохранность возложена на органы местного самоуправления. Похоже, что в мэрии этот закон либо вовсе не читали, либо читали не очень внимательно. Иначе не стали бы мотивировать снос надгробий их плохим состоянием. Этот аргумент в свое оправдание мне приводили и скульптор, и сотрудники администрации города Омска. Действительно, за многие годы на некоторых появились трещины и сколы, кое-где выцвела краска, но вместо того, чтобы навести порядок, их просто убрали с глаз долой.

По закону и по совести

У меня, как, наверное, и у большинства тех, кто побывал в эти дни на Старо-Северном кладбище, нет никаких претензий к открытому накануне юбилея Победы памятнику воину-освободителю и распложенным по его сторонам мемориальным доскам с именами захороненных. Но, как заметила Татьяна Гукова, раньше она приходила на могилу своего дяди Мухина Василия Григорьевича, но не к выбитым на мемориале буквам «Мухин В. Г.».

В областном военном комиссариате мне сообщили, что в соответствии с протоколом прошедшего в июне 2012 года в Москве заседания Российского организационного комитета «Победа», утвержденного президентом страны, в течение прошлого года были составлены паспорта на все воинские захоронения Омской области. Протоколы были подписаны главами администраций всех округов Омска и муниципальных районов области. Экземпляры паспортов направлены в Управление Министерства обороны РФ по увековечиванию памяти погибших при защите Отечества, а также для размещения в обобщенном банке данных общества «Мемориал» в сети Интернет. Последнее было сделано для широкого доступа к этой информации родственников погибших. Кроме того, в военном ведомстве обратили внимание на то, что все воинские захоронения подразделяются на две формы: одиночные и массовые. Таким образом, каждая одиночная могила погибшего на полях сражений или умершего от ран в госпиталях по определению является воинским захоронением и находится на государственном учете.

Мой отец всю Великую Оте­чественную прошел от начала до конца. Похоронен он на том же Старо-Северном кладбище. И мне бы очень не хотелось вместо его могилы однажды увидеть засеянное травой поле.

Омская правда