За окном яркое весеннее небо, Год литературы и День театра. Квинтэссенция жизни, можно сказать. А как чудесно жить в нашем мире творцам, что ни день, то сюжет хоть для повести, хоть для пьесы.

Вот, например, советник Президента РФ по культуре Владимир Толстой «на круглом столе» в Госдуме рассказал милую историю: «Учительница из Иркутской области прислала письмо, а в нем процитировала распоряжение Качугского районного отдела народного образования со списоком литературы, полностью запрещенной для прочтения детям всех возрастов /…/ согласно Закону о защите детей от вредоносной информации». Советник привел и примеры запрещенных книг, среди которых «Карлсон», которого осудили за неправильную трактовку семейных ценностей; «Дюймовочка» за пропаганду неравного брака, а Тома Сойера с Гекльберри Финном уличили в пропаганде бродяжничества. Через некоторое время официальные районные власти опровергли наличие подобного распоряжения, но тут уж кто кому поверит: учительнице ли, чиновнику или советнику. В борьбе за умы все средства хороши. Особенно книги, которые формируют мировоззрение. Потому с «неправильными книгами» власти боролись во все времена. И в зависимости от того, какая политическая погода стоит на дворе, одни и те же тома то возносились до небес, то падали в бездну. Стоит только вспомнить, как добирались до читателей шедевры российских литераторов, нобелевских лауреатов Ивана Бунина, Бориса Пастернака, Александра Солженицына и Иосифа Бродского.

А знаменитые антиутопии Джорджа Оруэлла «Скотный двор» и «1984»? Помните ли вы, что написаны они были в 1945-ом и 1949-ом году соответственно, но советские книголюбы смогли прочесть «Скотный двор» в 1980-ом, а роман «1984» лишь в 1988-ом году. И не факт, что снова оруэлловские произведения не будут преданы остракизму.

Ради справедливости скажем, что серьезным оружием книгу признают во всем читающем мире.

С неугодными строками с одинаковым азартом боролись и коммунисты, и фашисты, и церковники. С разными словами, конечно. В нацистской Германии кидали в костер Генриха Манна и Ремарка, а христианская церковь до 1966-го года запрещала апокрифы, а не только «Государя» Макиавелли или «Декамерона» Боккачо».

Продолжать список опасных властям книг можно до бесконечности, и всегда у «запрещальщиков» найдутся железные аргументы во имя блага народного.

Думаю, может помочь ретивым чиновникам? Составить санкционный литературный список? Пора пришла исключить из свободного доступа все сказки, героем которых является Иван-дурак. За оскорбление патриотических чувств, что уж говорить про пушкинскую «Сказку о попе и работнике его Балде»? Прямое оскорбление религиозных чувств! Особое табу наложить на андерсеновское «Новое платье короля», дабы не повадно было даже подумать, что король голый.

Всего Салтыкова-Щедрина запретить под страхом смерти, как автора подрывающих основы чиновничьего государства пасквилей! Смутным кажется уже и Достоевский с его метаниями и рефлексиями, а как посмел написать антисемейный роман «Анна Каренина» граф Толстой? Это исключительно среди начитавшихся высок процент разводов и суицидов.

У латентных цензоров велико поле деятельности, кроме литературы есть, где развернуться и в театре, и в кинематографе. Распустились режиссеры, то «Левиафана» снимут, то «Тангейзера» поставят.

Все больше появляется бдительных зрителей насмерть стоящих за духовные скрепы. Одному в постановке «Метели» в ижевском драматическом образ священника не угодит, у другого концепция вагнеровского «Тангейзера» в новосибирском театре вызовет взрыв гнева. Историю с молодым Кулябиным наблюдаю с особым удовольствием, любуюсь, как парню профессионально «делают биографию». Тимофей и без гонителей уверенно шагал от первого спектакля в омском драматическом театре(2006г) к спецпризу «Золотой маски» (2012-ом); его режиссерский талант востребован в разных театрах России и зарубежья, а уж после скандала с «Тангейзером» моментально приглашен и в Большой театр, и в Ленком. Его имя уже навеки вписано в историю театра суровым определением «кулябинщина», с явлением начали бороться по всей стране, естественно, с железобетонным аргументом «я лично не видел, но считаю, что режиссер оскорбил мои чувства».

Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно, как заметил господин Лермонтов. Пусть будет просто смешно, ну, типа, Дню дурака навстречу.