Поиск

Поставить памятник актеру Михаилу Ульянову под силу только вам

«Пока я есть - будет и Ульянов, а я уйду - его забудут», - это Лена Ульянова говорит об от­це. И сразу: «это не пиши:крик души!» Но именно это я и буду писать, потому что там, где нет крика, нет и правды. А где нет правды, нет и отклика.

Ведь сам Ульянов именно так и играл, тем и запомнился: на сцене и на экране был правдив до последней ноты, вживался в чу­жую кожу, был настолько точен в передаче, что, например, после роли Тевье-молочника зритель «требовал ответа»: «Скажите, вы всё-таки еврей или как?» А пос­ле того как Ульянов сыграл быв­шего мужа в «Без свидетелей», клеймил его: «Подонок, него­дяй!» В образе маршала Жукова был раз 25 - никого другого в той роли уже не видели, и сколько раз в бесконечных очередях того времени кто-нибудь нет-нет да и спросит: «А что скажет това­рищ Жуков?» «Ворошиловского стрелка» - старика, мстящего за поруганную честь внучки, - играл как самого себя: в те годы под­растала его собственная внучка Лиза. И зритель откликался - на правду.

Сейчас отклика ждёт уже его дочь. Нет, не дочь великого ар­тиста - дочь великого человека.

«Миша, ты неправ!»

- Когда 7 лет назад не стало отца, у меня как будто отрезали половину тела, - вспоминает Лена Ульянова.

Трудно было жить, дышать, ходить. Бессмысленно, как в ту­мане, прошли полгода. И только тогда развиднелось, завышалось, когда ей в голову пришла мысль: создать (фонд помощи пожилым актёрам имени отца - « Народный артист СССР»: «В тот момент я почувствовала, что меня будто кто- то ведёт, управляет моими поступками свыше... И я в утеше­ние себе думаю, что это всё он. Ведь то, что я делаю сейчас, - это продолжение то­го, что начал делать папа.

У нас дома всегда рядом с его расписанием спек­таклей висел лист бумаги, как я его называла, «список добрых дел» : имя, фамилия, чем помочь. Кому- то выбить квартиру, кого-то устроить к врачу. Отец никому не отказывал и вычёркивал имя из списка, только когда проблема была решена. Говорил: «Кто, если не я?» Тогда это ещё не называ­лось «благотворительностью»... Просто отец так жил. Когда ра­ботал председателем Союза те­атральных деятелей, построил поликлинику для актёров (сейчас от неё осталось 3 комнатки), вы­бил старикам пенсии - те на него буквально молились! Ведь, когда развалился СССР, многие актёры, особенно в провинции, оказались в нищете, жили буквально как бомжи... Из труппы Театра им. Вахтангова, которым руководил, отец не уволил никого из пенсионе­ров, несмотря на то что роптала молодёжь. А сам, невзирая на то что имел доступ ко всем привиле­гиям цековской «кормушки», ничем не пользовался. Считал, главное - не это.

Он ведь у меня сибиряк, омич, тот ещё характер. Настоящий, сильный, русский дух! Представь­те только: из глухой деревушки, в голодные военные времена - 44-й год! - он отправился покорять областной город Омск, затем Москву. Простой крестьянский парень в том аду, в котором жил (10 человек в избушке «два колыш­ка, три досточки»), он нащупал в себе эту творческую жилку, по­тянулся к свету... И ведь нашёл в себе мужество, сохранил этот творческий полёт и прошёл путь от омской Тары до сцены Вах­танговского театра! Это ведь ярчайший, редкостный пример того, что можно из самых низов прорвать­ся наверх, если сильно напрячься, это такой стимул для тех, кто сейчас не верит в свои силы, не рискует, бо­ится!.. Но вот он смог переломить судьбу. И потом, уже на вершине славы, обласканный и признанный, сам себе не давал покоя, требовал и по­нукал. Уже после смерти отца я нашла его дневники, где ни слова о нас с мамой: он с 1946 по 2000 год, больше полувека, пишет одно и то же: «Миша, ты недоработал! Миша, ты схалтурил! Ты неправ! Можно было бы лучше» Отец считал, что нет ничего страш­нее, чем купаться в собственном жире и почивать на старых лав­рах.. Даже в последние годы, когда уже был поставлен диагноз неиз­лечимой болезни Паркинсона, были пройдены все столичные профессора, китайские целители и наши шаманы, уже порой отказывали ноги, отец продолжал работать ходил в театр, учил роли, озвучи­вал радиопостановки...»

Чуждые почести

Хоронили Михаила Ульянова с воинскими почестями. Жена, Алла Парфамьяк (аристократка, профессорская дочка, которую «папа - единственные топорща­щиеся на коленках брюки, руба­шонка, ни денег, ни жилья - папа смог её буквально завоевать»), пережила мужа на 2 года, почти всё время пробыв в коме после инсульта, случившегося вскоре после ухода Ульянова. Ушла поч­ва из-под ног...

- Я видела отца редко, но помню это ощущение, которое не оставляю меня и во взрослые мои годы. Всеобъемлющая любовь... А еще он был страшно надёжен, я знала, что могу прийти к нему со своей бедой в любую секунду. Уже стариком, в болезни, когда я приезжала в больницу бросалась к нему буквально со стонам: «Папа!», он отвечал свое неизменное: «Погоди, сейчас разберёмся». С тех пор никто и никогда больше так мне не говорил...

Продолжение дела Михаила Ульянова, фонд его имени «На­родный артист СССР», который возглавляет дочь Елена, уже сделал много добра пожилым актёрам, прозябающим в бед­ности и безвестности, никому не нужным: «Кому-то я помогаю издавать книги, кому-то привожу корзины продуктов к праздни­ку или просто помогаю деньгами, устраиваю благотворительные концерты в пользу кого-нибудь из актёров. Одна из важных моих за­дан - это увековечивание памяти об ушедших кумирах, дело много­трудное и очень дорогостоящее... И здесь без отзывчивости десятков тысяч читателей «АиФ» не обошлось. Я уверена: если человек столь много сделал для страны, то и страна должна вспоминать о нём не холмиком земли с покосившимся крестом...» 

Ведь на народные - вами, читатели «АиФ», собранные деньги уже поставили памятники на могилах Жжёнова, Старыгина, Невинного, Ивлевой, Моисеева. За последние годы фонд открыл мемориальные доски Целиков­ской, Жжёнова, Горина и других. И теперь мечта дочери Михаила Ульянова - поставить достойный памятник отцу перед драмтеатром в Омске, городе, давшем Михаилу Александровичу твор­ческие крылья.

На сооружение памятника фонд перечислит все средства, ко­торые есть на его счету, но этих денег не хватает... Папа начинал свой «список добрых дел», когда ещё был молод и здоров, в самой силе. Но почему-то уже тогда понимал, что все мы не вечны, что болезнь и трагедия - вот они, поджидают рядом, за углом... И он всегда жил с этим ощущением,

- говорит его дочь. А я думаю: она не права, когда её душа кричит о том, что Михаила Ульянова забудут. Нет, не забудут. Будут помнить не только его Жукова и Ворошиловского стрелка - будут помнить список, висящий рядом с репертуаром, будут помнить его «Кто, если не я?».

Но всё же памятник - это некий символ, к которому мож­но прийти и положить цветы с благодарностью, - считает Елена Ульянова.

Памятник - ведь он не для Ульянова, которому и при жизни не нужна была слава и чужды бы­ли почести. Он - для нас. Чтобы было на кого равняться.

Аргументы и Факты

Поставить памятник актеру Михаилу Ульянову под силу только вам

«Пока я есть - будет и Ульянов, а я уйду - его забудут», - это Лена Ульянова говорит об от­це. И сразу: «это не пиши:крик души!» Но именно это я и буду писать, потому что там, где нет крика, нет и правды. А где нет правды, нет и отклика.

Ведь сам Ульянов именно так и играл, тем и запомнился: на сцене и на экране был правдив до последней ноты, вживался в чу­жую кожу, был настолько точен в передаче, что, например, после роли Тевье-молочника зритель «требовал ответа»: «Скажите, вы всё-таки еврей или как?» А пос­ле того как Ульянов сыграл быв­шего мужа в «Без свидетелей», клеймил его: «Подонок, него­дяй!» В образе маршала Жукова был раз 25 - никого другого в той роли уже не видели, и сколько раз в бесконечных очередях того времени кто-нибудь нет-нет да и спросит: «А что скажет това­рищ Жуков?» «Ворошиловского стрелка» - старика, мстящего за поруганную честь внучки, - играл как самого себя: в те годы под­растала его собственная внучка Лиза. И зритель откликался - на правду.

Сейчас отклика ждёт уже его дочь. Нет, не дочь великого ар­тиста - дочь великого человека.

«Миша, ты неправ!»

- Когда 7 лет назад не стало отца, у меня как будто отрезали половину тела, - вспоминает Лена Ульянова.

Трудно было жить, дышать, ходить. Бессмысленно, как в ту­мане, прошли полгода. И только тогда развиднелось, завышалось, когда ей в голову пришла мысль: создать (фонд помощи пожилым актёрам имени отца - « Народный артист СССР»: «В тот момент я почувствовала, что меня будто кто- то ведёт, управляет моими поступками свыше... И я в утеше­ние себе думаю, что это всё он. Ведь то, что я делаю сейчас, - это продолжение то­го, что начал делать папа.

У нас дома всегда рядом с его расписанием спек­таклей висел лист бумаги, как я его называла, «список добрых дел» : имя, фамилия, чем помочь. Кому- то выбить квартиру, кого-то устроить к врачу. Отец никому не отказывал и вычёркивал имя из списка, только когда проблема была решена. Говорил: «Кто, если не я?» Тогда это ещё не называ­лось «благотворительностью»... Просто отец так жил. Когда ра­ботал председателем Союза те­атральных деятелей, построил поликлинику для актёров (сейчас от неё осталось 3 комнатки), вы­бил старикам пенсии - те на него буквально молились! Ведь, когда развалился СССР, многие актёры, особенно в провинции, оказались в нищете, жили буквально как бомжи... Из труппы Театра им. Вахтангова, которым руководил, отец не уволил никого из пенсионе­ров, несмотря на то что роптала молодёжь. А сам, невзирая на то что имел доступ ко всем привиле­гиям цековской «кормушки», ничем не пользовался. Считал, главное - не это.

Он ведь у меня сибиряк, омич, тот ещё характер. Настоящий, сильный, русский дух! Представь­те только: из глухой деревушки, в голодные военные времена - 44-й год! - он отправился покорять областной город Омск, затем Москву. Простой крестьянский парень в том аду, в котором жил (10 человек в избушке «два колыш­ка, три досточки»), он нащупал в себе эту творческую жилку, по­тянулся к свету... И ведь нашёл в себе мужество, сохранил этот творческий полёт и прошёл путь от омской Тары до сцены Вах­танговского театра! Это ведь ярчайший, редкостный пример того, что можно из самых низов прорвать­ся наверх, если сильно напрячься, это такой стимул для тех, кто сейчас не верит в свои силы, не рискует, бо­ится!.. Но вот он смог переломить судьбу. И потом, уже на вершине славы, обласканный и признанный, сам себе не давал покоя, требовал и по­нукал. Уже после смерти отца я нашла его дневники, где ни слова о нас с мамой: он с 1946 по 2000 год, больше полувека, пишет одно и то же: «Миша, ты недоработал! Миша, ты схалтурил! Ты неправ! Можно было бы лучше» Отец считал, что нет ничего страш­нее, чем купаться в собственном жире и почивать на старых лав­рах.. Даже в последние годы, когда уже был поставлен диагноз неиз­лечимой болезни Паркинсона, были пройдены все столичные профессора, китайские целители и наши шаманы, уже порой отказывали ноги, отец продолжал работать ходил в театр, учил роли, озвучи­вал радиопостановки...»

Чуждые почести

Хоронили Михаила Ульянова с воинскими почестями. Жена, Алла Парфамьяк (аристократка, профессорская дочка, которую «папа - единственные топорща­щиеся на коленках брюки, руба­шонка, ни денег, ни жилья - папа смог её буквально завоевать»), пережила мужа на 2 года, почти всё время пробыв в коме после инсульта, случившегося вскоре после ухода Ульянова. Ушла поч­ва из-под ног...

- Я видела отца редко, но помню это ощущение, которое не оставляю меня и во взрослые мои годы. Всеобъемлющая любовь... А еще он был страшно надёжен, я знала, что могу прийти к нему со своей бедой в любую секунду. Уже стариком, в болезни, когда я приезжала в больницу бросалась к нему буквально со стонам: «Папа!», он отвечал свое неизменное: «Погоди, сейчас разберёмся». С тех пор никто и никогда больше так мне не говорил...

Продолжение дела Михаила Ульянова, фонд его имени «На­родный артист СССР», который возглавляет дочь Елена, уже сделал много добра пожилым актёрам, прозябающим в бед­ности и безвестности, никому не нужным: «Кому-то я помогаю издавать книги, кому-то привожу корзины продуктов к праздни­ку или просто помогаю деньгами, устраиваю благотворительные концерты в пользу кого-нибудь из актёров. Одна из важных моих за­дан - это увековечивание памяти об ушедших кумирах, дело много­трудное и очень дорогостоящее... И здесь без отзывчивости десятков тысяч читателей «АиФ» не обошлось. Я уверена: если человек столь много сделал для страны, то и страна должна вспоминать о нём не холмиком земли с покосившимся крестом...» 

Ведь на народные - вами, читатели «АиФ», собранные деньги уже поставили памятники на могилах Жжёнова, Старыгина, Невинного, Ивлевой, Моисеева. За последние годы фонд открыл мемориальные доски Целиков­ской, Жжёнова, Горина и других. И теперь мечта дочери Михаила Ульянова - поставить достойный памятник отцу перед драмтеатром в Омске, городе, давшем Михаилу Александровичу твор­ческие крылья.

На сооружение памятника фонд перечислит все средства, ко­торые есть на его счету, но этих денег не хватает... Папа начинал свой «список добрых дел», когда ещё был молод и здоров, в самой силе. Но почему-то уже тогда понимал, что все мы не вечны, что болезнь и трагедия - вот они, поджидают рядом, за углом... И он всегда жил с этим ощущением,

- говорит его дочь. А я думаю: она не права, когда её душа кричит о том, что Михаила Ульянова забудут. Нет, не забудут. Будут помнить не только его Жукова и Ворошиловского стрелка - будут помнить список, висящий рядом с репертуаром, будут помнить его «Кто, если не я?».

Но всё же памятник - это некий символ, к которому мож­но прийти и положить цветы с благодарностью, - считает Елена Ульянова.

Памятник - ведь он не для Ульянова, которому и при жизни не нужна была слава и чужды бы­ли почести. Он - для нас. Чтобы было на кого равняться.

Аргументы и Факты