Корреспондент «Вечернего Омска» вдруг обнаружил, что не понимает по-русски.
Русский язык мне родной, но некоторых знакомых, говорящих на нём, я перестал понимать. И коллег, кстати, тоже. Нет, общий смысл разговора улавливаю, а вот значение многих слов теперь для меня – тёмный лес. Хотя, может быть, это не я отупел, а мир изменился?
Блицкриг дауншифтеров
Говорят, что активный словарный запас у Гоголя был около 10 тысяч слов, у Шекспира – 16 тысяч, у Пушкина – 21 тысяча. Мы, журналисты, конечно, не классики, но тоже за словом в карман не полезем. А вот за словарем приходится лазить все чаще. Хотя бы потому, что я не люблю, когда не понимаю каких-либо слов в тексте или же в устной речи. А такое, увы, бывает частенько.
Вчера, например, подружка сказала, что больше не хочет делать карьеру и вообще она теперь дауншифтер. Я, долго не думая, посоветовал ей сходить к психиатру. Девушка хлопнула дверью, обозвав меня на прощанье козлом. Подошел к зеркалу, посмотрел – нет, на козла не похож. Тогда я решил поискать в Интернете, что за зверь такой объявился неведомый – дауншифтер? Оказалось, что дауншифтеры – это люди, отказавшиеся от стремления к общепринятым благам. Например от желания делать карьеру, как моя теперь уже бывшая ненаглядная. Подумал, что зря я, оказывается, послал ее к психиатру. Или все же не зря?
А если серьезно, то этими самыми дауншифтерами, трендсеттерами и прочими мерчендайзерами уже так засорили русский язык, что становится тошно. Мода на иностранщину оккупировала Россию, и спасения, кажется, нет. Такой вот блицкриг получается, хотя порой до курьезов доходит. И это не я один замечаю.
– Есть магазин нижнего белья, называется «Фетиш», – привела мне примеркандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка и лингводидактики ОмГПУ Юлия ЛИТВИНЕНКО. – Значение этого слова знают, наверное, все – предмет поклонения. Но согласитесь, что в отношении нижнего белья такое определение звучит как-то странно.
Меня же это название в подобном контексте наводит на мысль о маньяках. В лучшем случае о фанатах, охотящихся по раздевалкам за лифчиками молоденьких звездочек. Кстати, так кажется не мне одному. Когда я забил слово «фетиш» в поисковик, то выпала куча ссылок на порносайты. Стало понятно, что бездумное увлечение иностранными словами до добра не доводит. Как, впрочем, и незнание этих слов.
«Open на себя»
Когда-то давно я писал на спортивную тему. Теперь, боюсь, не получится. За прошедшие годы в этой области завелось столько новых и непонятных мне слов, что хоть топиться иди.
Вроде бы коллеги из спортивных газет и на русском языке пишут, а я их не понимаю. Например, в репортажах о боксе мелькают какие-то крузеры, панчеры, а в статьях о футболе – неведомые мне монегаски и манкунианцы. Более того, иногда я просто не понимаю, о каких видах спорта рассказывают мои товарищи по перу. Все эти кайтинги, кёрлинги и банджи-джампинги ни о чем мне не говорят. Точнее, не говорили, пока все те же коллеги не объяснили, что, куда и зачем.
Я с ужасом осознал, что без знания английского языка мне становится все труднее понимать русскую речь. Услышав незнакомое слово, я теперь перевожу его на английский и выясняю, что оно значит. Иначе понять, что сказал собеседник, попросту невозможно. Пример с дауншифтерами – как раз из той оперы.
Впрочем, бывает и наоборот. То есть омичи иногда объясняют друг другу значение русского слова через какое-нибудь иностранное. К примеру, «Мохнатая лапа – это по-русски протекция». «А любовь, Машенька, – это секс».
Смех смехом, но уродливые словечки из-за бугра корежат мозги. «Не тормози – сникерсни!» помнят, наверное, все. Или чуть менее знаменитое: «Чупсуйтесь вместе с нами!» А ведь есть же и русский аналог – съешь, ешьте. Но так же не круто! То есть не креативно, если по-западному. Иногда в погоне за креативностью некоторые и до маразма доходят. А как еще, ежели не маразмом, назвать, к примеру, табличку, висящую на дверях в одной из гостиниц: «Open на себя»?
К слову, такие же креативщики разработали и знаменитый олбанский язык, от которого до сих пор в шоке все российские учителя.
Слово из трёх букв
«Превед, медвед», «аффтор жжот», «нормуль», «ацтой», «кросавчег» – все это относится к олбанскому сленгу. И, разумеется, незабываемое «исчо». К слову, почти так же в свое время писала Екатерина II, делая четыре ошибки в слове из трех букв. Но она была немкой и русский язык знала плохо. Так, может быть, и создатели олбанского – иностранцы или с грамотностью не дружат?
– Наоборот, его разработали люди с определенными лингвистическими способностями, – пояснила мне Юлия Литвиненко. – Олбанский – это языковая игра, у которой есть свои правила.
То есть мало исковеркать слово – надо сделать это так, чтобы все поняли, на каком именно сленге ведется общение. А для этого нужно хорошо знать традиционное правописание слов. То есть русский язык. Неграмотный же просто сделает ошибку, скучную и тупую. Ни на что большее он не способен. Может, поэтому олбанский язык и теряет свою популярность? Но оказалось, что молодежь забывает и пушкинский русский.
– Уже сейчас с Пушкиным возникают проблемы, – поделилась со мнойконсультант международного социального информационно-просветительского проекта «Современный русский», магистрант филфака ОмГПУ Надежда Файлерт. – Допустим, у школьников младших классов. Некоторые, к примеру, не знают значение слова «очи». Они обращаются к нам, спрашивают, просят помочь. Приходится объяснять, иначе знаменитое «Унылая пора, очей очарованье…» ребята просто-напросто не поймут.
Засилье иностранных заимствований, олбанский и – вот ведь ужас! – непонятый Пушкин – если так пойдет дальше, то лет через сто наши потомки будут общаться совсем на другом языке. Неужели от современного русского останется только название?
– За судьбу русского языка можно не волноваться, – успокоила меня Юлия Литвиненко. – Он жил, жив и будет жить. А вот радеть за него нужно и должно. Так же, как и за судьбу Родины.
Хотя бы затем, чтобы потом не гадать, на русском мы разговариваем, на английском или же на олбанском.
Мнение
Юлия Литвиненко, кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка и лингводидактики ОмГПУ:
– Мы должны следовать принципу коммуникативной целесообразности, сформулированному еще Пушкиным. Суть его в том, что каждое слово уместно и каждое можно употреблять – и жаргонное, и нелитературное, и высокое старославянское, если оно точно выражает смысл данной конкретной ситуации, данным человеком, в данной тематике и в данных коммуникативных условиях.