Поиск

Какую войну вела Советская армия сразу после Великой Отечественной в западных регионах СССР? Федор Федорович Чалков – один из солдат этой «неизвестной войны». Шестьдесят лет ветеран хранил тайны, разглашение которых грозило опасностью ему самому и его семье. Лишь сейчас Федор Федорович рассказал кое-что из того, что еще вчера было под грифом «секретно». Три года, с 1950-го по 1953-й, Чалков провел в Литве в спецвойсках МГБ.

«КРУГОМ БЫЛ БАРДАК»

Драмы и приключения начались у Чалкова еще в детстве. Он родился в разгар коллективизации – в 1930 году, но с местом рождения при оформлении паспорта вышел конфуз.

– Кругом был бардак, – возмущается ветеран. – В паспортном столе спросили: какое у вас место рождения? Село Новороссийское, говорю, Новосибирская область. А они написали: город Новороссийск.

Мать и отец Федора Федоровича расстались, главу семейства на десять лет отправили в лагеря. Бабушку раскулачили. В голодные предвоенные годы она собирала бруснику в лесу и приторговывала ею на базаре. Однажды в дом ворвались энкавэдэшники с ружьями, избили старушку прикладами и бросили в подвал: требовали отдать бруснику. Жестокость людей – символ перемен, как бы не назывались они: смута, революция, перестройка. Но одни перемены ведут к лучшему, другие – нет, а оценить итог можно лишь через десятилетия.

После смерти бабушки Федя с матерью скитался по Сибири, нищенствовал. Приехали в Омск, здесь было как-то поспокойнее. Мать устроилась на работу, создала новую семью. Отчим «шуровал уголек» на ТЭЦ, как выражается Федор Федорович.

Сам Чалков помогал отчиму, работал на огороде, профессии он не имел, хотя парню уже исполнилось шестнадцать. Его пытались завербовать на завод, но на предприятии случилось ЧП: крысы съели ученика, запертого наставником на ночь «в холодную» за какую-то провинность. Народ туда не шел. Чалков скрывался от вербовщиков и милиции, но оставаться безработным было нельзя: таких брали на учет. В итоге отчим «по блату» устроил Федора в Омскэнерго, где Чалкова выучили на электромонтера. А «блат» был такой: рядом с семьей Федора Федоровича жил тогдашний управляющий Омскэнерго Кудров. Гендиректор сажал картошку в своем огороде, а Чалков ему помогал. Так и познакомились.

НЕВИДИМЫЙ ФРОНТ

В это время СССР вел так называемую холодную войну – уже не с нацистами, а с Североатлантическим альянсом, созданным США в 1949-м. Руководство Соединенных Штатов не устроил передел мира после Второй мировой. По этой причине боевые действия шли по всему периметру советских границ. От перерастания «холодной войны» в Третью мировую спасло тогда лишь одно: ядерный щит. Для США оставался один вариант – разжигать войну на периферии России, от Китая и Северной Кореи до Украины и Прибалтики. В западных республиках для этого использовали бывших нацистов и бандеровцев. В идеале планировалось отделить эти территории от Союза ССР.

«Лесные братья» – так называли себя прибалтийские партизаны. В основном это были каратели из бывших подразделений СС. То, что Штаты еще недавно воевали с гитлеровцами, а теперь их поддерживают, никого не смущало. Политика есть политика. Между пропагандой демократических свобод и «реал политик» всегда огромная разница.

Федора Чалкова мобилизовали на эту войну в 1950-м. Шестнадцатого октября он начал службу в рядах Советской армии в войсках министерства госбезопасности – МГБ. Омская учебная рота состояла из трехсот человек. Ее привезли в Литву – в Каунас. Здесь солдат должны были подготовить к боевым действиям. Первое, что удивило, – мощеные улицы, чистота, аккуратные дома, магазины, а на витринах – женские трусики и прочее нижнее белье.

– А мы идем по улицам, смотрим на все это и плюемся, – вспоминает Федор Федорович. – У нас ведь в магазинах не было ничего такого в то время. Но за этими яркими обманчивыми витринами новобранцев ждало три года боев, крови и боли.

Вскоре их привезли в маленький литовский городок Укмерге. Поместили в казарму, в четыре утра подняли по тревоге. В ту же ночь на место новобранцев положили шестнадцать трупов солдат из боевой роты, завернутых в полотно. Война шла где-то совсем рядом с этими безмолвными манекенами в дорогом женском белье. Трупы вскоре убрали, а новобранцы повалились на те же кровати и уснули без задних ног.

Линии фронта не было, убить могли из-за любого угла. В том же городке Укмерге через квартал от казармы находился схрон «лесных братьев». Его обнаружили позже в одном из домов, сепаратистов перебили и продолжали странную войну.

Федор Федорович называет этих людей не партизанами, «лесными братьями», или сепаратистами. Для него это бандиты, которые не хотели подчиниться властям. Часть литовского населения выступала на их стороне, часть – против, а большинству было все равно.

…КАК НА ВОЙНЕ

В учебке Чалков провел две недели. Говорит, успел только на стрельбы сходить пару раз да маршировать научиться. Однажды на построение пришел офицер из боевой части. Спросил: связисты есть? Ему ответили: нет. Но добавили, что имеется один электромонтер – рядовой Чалков.

– Годится.

Рядового Чалкова зачислили в группу связи боевой роты. Дали карабин, объяснили, как работать с коммутацией, аккумуляторами – вот и все боевые университеты. Предыдущий связист, 23-летний парень, погиб в бою с бандитами.

Началась служба. На словах все просто: сидели в секретах на болотах, ловили агентуру «лесных братьев», выезжали в рейды на хутора – иногда уже после того, как «братья» хутор сожгут, а людей перевешают.

– Ходили мы строго по семь человек, – рассказывает Федор Федорович. – Сержант, пятеро рядовых и связист. Леса не прочесывали – этим занималась регулярная армия.

На вопрос, почему сепаратисты убивали и пытали людей, ветеран отвечает просто:

– Жгли хутора и убивали людей за неподчинение. Бандитам ведь жрать надо было, припугнуть людей, отомстить, проучить, продемонстрировать силу. На международном уровне все это подавалось как борьба за свободу Литвы против советских оккупантов.

Наши солдаты завидовали вооружению и амуниции «братьев». На вопрос, какое было вооружение – немецкое? – Чалков отрицательно качает головой.

Тяжелого вооружения у «братьев», конечно, не было, но легкое – выше всяких похвал. По словам ветерана, в основном это были новенькие автоматы американского и британского производства. Уже тогда НАТО внедряло в Прибалтике собственные стандарты вооружений.

Советские солдаты могли противопоставить им ручные пулеметы, карабины, автоматы с дисковыми магазинами времен Великой Отечественной и пистолеты ТТ. Оружие, пусть не новое, но вполне качественное. Применять его приходилось часто. Ниже – лишь несколько эпизодов из борьбы с бандитами, подробности которой легко потянут на документальную повесть.

«ЗАПАД НАМ ПОМОЖЕТ»

Натовцы серьезно помогали «братьям». Несколько десятков сожженных хуторов с мирными людьми – это мелочь, когда на кону – обладание новыми территориями. Самолеты без опознавательных знаков регулярно вторгались в воздушное пространство СССР через Балтику. Летели низко над морем, чтобы не засекли радары. На борту везли диверсантов, деньги, оружие. Но советская разведка работала как часы. Однажды связиста Чалкова вызвали в Вильнюс: были сведения о предстоящей высадке диверсантов в Козлорусском лесу. Нужно было «вычислить» шпионов, когда они высадятся. Конечно, старались взять живыми, а там – как получится.

Наши солдаты залегли, а через какое-то время раздался гул воздушных двигателей. Чалков увидел две точки – это выпрыгнули из самолета парашютисты. Ветеран говорит, что у обоих имелись какие-то устройства – не то мопед, не то самокат, не то маленькая дрезина. Один диверсант достиг земли и сразу умчался на «мопеде», скрывшись из виду. Другому не повезло: стропы парашюта зацепились за ветви дерева. Солдаты окружили дерево, помогли шпиону слезть… Но противник проявил невероятное проворство, завел свой «самокат» и уехал из-под носа у русских.

Пришлось прочесывать лес, перехватывать переговоры по рации… И снова удача: шпиона удалось запеленговать.

К этому времени он явился на какой-то хутор, договорился с жителями, пообедал, велел истопить баню. Но каким-то чутьем понял, что его вот-вот найдут. Почему не уехал? В мобильной «дрезинке» кончилось топливо, да и вряд ли бы прорвался.

Когда Чалков и его отряд вынеслись к хутору, они обнаружили диверсанта сидящим под деревом в белой рубахе и кальсонах с ампулой цианида в зубах. «Пациент» был мертв.

Провели обыск. В вещмешке неудачливого шпиона лежали советские деньги, женские украшения, несколько комплектов часов. А в чемоданчике среди бытового хлама нашлась свежая челябинская газета – для достоверности. Этот факт особенно изумил советских бойцов. Видно, с советской газеткой в руках было как-то удобнее жечь литовские хутора и убивать людей, не доросших до понимания демократии.

Таких залетных гостей было много – кого-то убивали, но особой удачей считалось взять врага живьем: появлялся шанс выявить схроны, найти бандитов. Конечно, сделать это было непросто, но любая разведка – советская, германская, американская – умеет выбивать показания. Так что один пойманный диверсант означал, что число бандитов убавится на два – три десятка. А с бандитской «пехотой» дрались насмерть.

КРЕЩЕНИЕ ОГНЕМ

Как вычисляли бандитов? Это была работа чекистов. В такие тонкости солдат, конечно, не посвящали. Но некоторые методы были известны и им. Часто полагались на осведомителей, они помогали русским. Большинство литовцев чем дальше, тем больше сочувствовали Советам. Налаживалась мирная жизнь, да и власть Москвы была мягкой. Во всяком случае, для подавляющего большинства, которое при прежней власти не обладало капиталом. Правда, перелом в настроениях случился не сразу. Чалков рассказывает, что сперва приходилось участвовать в настоящих сражениях.

– Сначала страшно было, а потом думаю: черта ли мне бояться? Молодой был, – делится воспоминаниями ветеран.

Однажды его отряд угодил в засаду в лесу. Наткнулись на бандитов, завязалась перестрелка. Уйти нельзя: смерть. Били друг друга почти в упор. Наши выстояли, прорвались, опрокинули бандитов. Потом обнаружили, что поляна, на которой шел бой, подстрижена пулеметными очередями ровно, как английский газон.

Бандиты тоже ходили группами по семь человек: это была оптимальная численность. Если не хватало мужчин, в «семерку» брали женщин.

Командовали нашими бойцами московские офицеры. Чалков запомнил их вежливость, корректность и жертвенность: командиры берегли солдат. Был случай: прочесывали по заданию хутор, в котором скрывался бандит. Найти не могли. Наконец один глухонемой литовец показал: «лесной брат» засел в доме на чердаке. Оцепили дом. Наш офицер отлично говорил по-литовски, да и другие бойцы выучили язык. Предложили сдаться. Враг не захотел. Офицер приказал выйти из дому мирным жителям – вышли дед, бабушка, внук. Солдаты кинулись в избу и «прошлись» по потолку пулеметными очередями. После такой «зачистки» шансов выжить у сепаратиста не было. Какой-то солдат кинулся на чердак. Последовала короткая команда: отставить. Офицер пошел сам, первый. На чердаке лежал труп, а в руке у него граната с сорванной чекой. Не разорвалась она только чудом. Офицер отогнал своих, вынес гранату, поместил на холмик подальше от дома и велел расстрелять. Один из солдат – участников операции вернулся тогда в казарму седым, как лунь. Вспоминая об этом, Чалков не может сдержать слез.

– Снимает солдат шапку, а голова – белая…

Были другие схватки, короткие, как удар клинка. Удачей считалось незаметно подкрасться к бандитскому схрону. Такой можно было забросать гранатами и готово – вынимай мертвых бандитов.

Но везло не всегда. Одну схватку вели в хуторе. Миг, несколько очередей – кто-то убит, кто-то ушел. За одним бандитом погнался молодой пулеметчик Петр Бобков. Стемнело, и врагу удалось скрыться. Бобкова арестовали – не нарочно ли упустил? Разобрались, выпустили, да только ни наград он не получил, ни пенсии за службу на «невидимом фронте».

Сам Чалков заслужил за свою солдатскую работу наградные часы, которые через три месяца сломались, да отпуск домой на побывку.

«НО ЕСЛИ К НАМ ПОЛЕЗЕТ ВРАГ МАТЕРЫЙ»…

Демобилизовался Федор Федорович в 1953 году. К тому времени борьба с сепаратистами пошла на убыль, а потом и совсем стихла. Первый натиск Запада был отбит.

По дороге из армии Чалков заехал к отцу, который отсидел срок и работал в Сталинградской области, женившись на молоденькой девушке.

Сталинград поразил Чалкова. Выжженная голодная земля: таким был этот край через семь лет после Великой Отечественной. По сравнению с ним затерянный в Сибири Омск казался сытым спокойным местом. Туда и отправился Федор, хотя отец предлагал остаться и помочь поступить в институт – благо в столице были родственники и знакомства в научных кругах.

– Посмотрел я на него, на его жену молодую, которая мне была ровесница, – и отказался, – сдержанно рассказывает Федор Федорович. – Домой поехал.

Мобильных телефонов тогда не было, но родная мать почувствовала приезд сына. Еще перед приездом сказала: сегодня мой Федя вернулся. Так и вышло.

Чалков работал в Омскэнерго, высоких должностей не занимал. Только однажды отказался от ордена Трудового Красного Знамени. Несколько таких орденов пришло на предприятие, а выдать их некому: один кандидат спился, другой провинился. Решили наградить Чалкова, да вот беда: в партии не состоит. Начальник говорит: бери орден, а мы тебя задним числом в КПСС примем.

– А я ни в какую, – рассказывает Федор Федорович, – глупый был. Говорю: недостоин. Начальник просить стал: принимай орден, иначе меня накажут. Но я отказался.

За это принципиальный работник был «репрессирован». Могли ему дать двухкомнатную квартиру в центре города (в те времена жилье рабочим раздавали бесплатно), а дали на окраине. Но Федор Федорович за это не в обиде. А в партию так и не вступил: недостоин. Хотя говорит о себе, что всегда был и останется беспартийным коммунистом.

Жизнь к тому времени наладилась, и стало ясно, ради чего сражались люди и терпели лишения. Казалось, дальше будет только лучше. Чалков никому не рассказывал о своем прошлом. Даже ходил среди ветеранов недобрый слушок: мы, мол, воевали, а он отсиделся. Федор Федорович, как обычно, не возражал. Эмгэбэшная школа тверже железа: если нельзя говорить – молчи.

Случившийся в 1991 году распад великой империи, за которую сражался в далекие пятидесятые годы, ветеран не одобряет.

– Если бы осталось, как прежде, 16 республик, – все было бы в норме…

Шестнадцатой во времена его молодости была Карелия, которую советским руководителям хватило ума вернуть в состав РСФСР еще до распада Союза.

К нынешним событиям на Украине Чалков относится просто. Смуту в этой стране, по его мнению, устроили те же бандеровцы и «лесные братья» с подачи того же Запада. За шестьдесят лет ничего не изменилось. Для Чалкова все эти люди – не бойцы литовского или украинского сопротивления, не офицеры и рядовые СС, не поборники «демократии и общеевропейского выбора», а просто бандиты, которые уничтожают мирных людей. Шестьдесят лет назад русские спасали население от бандитских зверств. Пускай сегодня Чалкова и советских солдат назначили быть «пособниками тоталитаризма», а «лесных братьев» – борцами за демократию – разве это что-то меняет в реальной жизни?

Может быть, эта ясность сознания без добавления диалектической бесовщинки и помогла нашим предкам расправиться с врагом? Чалков и его товарищи сражались с анти-Россией – и победили.

Поэтому и говорит Федор Федорович сегодня:

– Хотя и страшновато, что Обама нам санкциями грозит, но что делать? Если мне сегодня дадут пистоль-машину – пойду воевать за наших.

Еще двадцать лет назад ситуация была другой. Как-то Федор Федорович сказал одному из коллег, что проходил службу в Литве в войсках МГБ. Тот отвел глаза, и с тех пор старался избегать общества Чалкова. К счастью, время расставило все на свои места и подобных мутантов уже не осталось. Сегодня большинству русских людей вполне ясно, где чужаки, а где  наши.

НЕПРИЯТНОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ

Но небольшое количество мутантов еще осталось. Сейчас в Правительстве РФ всерьез обсуждается вопрос о том, чтобы отменить льготы для бойцов «неизвестной войны». Сейчас этих бойцов приравняли к ветеранам Великой Отечественной. Выходит, что подвиг русских солдат нужен не всем. А разбираться в нюансах некоторым чиновникам не хочется. Зачем, если на горстке выживших можно сэкономить деньги Пенсионного фонда? Впрочем, есть надежда, что справедливость и здравый смысл возобладают. Все-таки другое сегодня на дворе время – время русской весны.

Станислав Чернявский

Какую войну вела Советская армия сразу после Великой Отечественной в западных регионах СССР? Федор Федорович Чалков – один из солдат этой «неизвестной войны». Шестьдесят лет ветеран хранил тайны, разглашение которых грозило опасностью ему самому и его семье. Лишь сейчас Федор Федорович рассказал кое-что из того, что еще вчера было под грифом «секретно». Три года, с 1950-го по 1953-й, Чалков провел в Литве в спецвойсках МГБ.

«КРУГОМ БЫЛ БАРДАК»

Драмы и приключения начались у Чалкова еще в детстве. Он родился в разгар коллективизации – в 1930 году, но с местом рождения при оформлении паспорта вышел конфуз.

– Кругом был бардак, – возмущается ветеран. – В паспортном столе спросили: какое у вас место рождения? Село Новороссийское, говорю, Новосибирская область. А они написали: город Новороссийск.

Мать и отец Федора Федоровича расстались, главу семейства на десять лет отправили в лагеря. Бабушку раскулачили. В голодные предвоенные годы она собирала бруснику в лесу и приторговывала ею на базаре. Однажды в дом ворвались энкавэдэшники с ружьями, избили старушку прикладами и бросили в подвал: требовали отдать бруснику. Жестокость людей – символ перемен, как бы не назывались они: смута, революция, перестройка. Но одни перемены ведут к лучшему, другие – нет, а оценить итог можно лишь через десятилетия.

После смерти бабушки Федя с матерью скитался по Сибири, нищенствовал. Приехали в Омск, здесь было как-то поспокойнее. Мать устроилась на работу, создала новую семью. Отчим «шуровал уголек» на ТЭЦ, как выражается Федор Федорович.

Сам Чалков помогал отчиму, работал на огороде, профессии он не имел, хотя парню уже исполнилось шестнадцать. Его пытались завербовать на завод, но на предприятии случилось ЧП: крысы съели ученика, запертого наставником на ночь «в холодную» за какую-то провинность. Народ туда не шел. Чалков скрывался от вербовщиков и милиции, но оставаться безработным было нельзя: таких брали на учет. В итоге отчим «по блату» устроил Федора в Омскэнерго, где Чалкова выучили на электромонтера. А «блат» был такой: рядом с семьей Федора Федоровича жил тогдашний управляющий Омскэнерго Кудров. Гендиректор сажал картошку в своем огороде, а Чалков ему помогал. Так и познакомились.

НЕВИДИМЫЙ ФРОНТ

В это время СССР вел так называемую холодную войну – уже не с нацистами, а с Североатлантическим альянсом, созданным США в 1949-м. Руководство Соединенных Штатов не устроил передел мира после Второй мировой. По этой причине боевые действия шли по всему периметру советских границ. От перерастания «холодной войны» в Третью мировую спасло тогда лишь одно: ядерный щит. Для США оставался один вариант – разжигать войну на периферии России, от Китая и Северной Кореи до Украины и Прибалтики. В западных республиках для этого использовали бывших нацистов и бандеровцев. В идеале планировалось отделить эти территории от Союза ССР.

«Лесные братья» – так называли себя прибалтийские партизаны. В основном это были каратели из бывших подразделений СС. То, что Штаты еще недавно воевали с гитлеровцами, а теперь их поддерживают, никого не смущало. Политика есть политика. Между пропагандой демократических свобод и «реал политик» всегда огромная разница.

Федора Чалкова мобилизовали на эту войну в 1950-м. Шестнадцатого октября он начал службу в рядах Советской армии в войсках министерства госбезопасности – МГБ. Омская учебная рота состояла из трехсот человек. Ее привезли в Литву – в Каунас. Здесь солдат должны были подготовить к боевым действиям. Первое, что удивило, – мощеные улицы, чистота, аккуратные дома, магазины, а на витринах – женские трусики и прочее нижнее белье.

– А мы идем по улицам, смотрим на все это и плюемся, – вспоминает Федор Федорович. – У нас ведь в магазинах не было ничего такого в то время. Но за этими яркими обманчивыми витринами новобранцев ждало три года боев, крови и боли.

Вскоре их привезли в маленький литовский городок Укмерге. Поместили в казарму, в четыре утра подняли по тревоге. В ту же ночь на место новобранцев положили шестнадцать трупов солдат из боевой роты, завернутых в полотно. Война шла где-то совсем рядом с этими безмолвными манекенами в дорогом женском белье. Трупы вскоре убрали, а новобранцы повалились на те же кровати и уснули без задних ног.

Линии фронта не было, убить могли из-за любого угла. В том же городке Укмерге через квартал от казармы находился схрон «лесных братьев». Его обнаружили позже в одном из домов, сепаратистов перебили и продолжали странную войну.

Федор Федорович называет этих людей не партизанами, «лесными братьями», или сепаратистами. Для него это бандиты, которые не хотели подчиниться властям. Часть литовского населения выступала на их стороне, часть – против, а большинству было все равно.

…КАК НА ВОЙНЕ

В учебке Чалков провел две недели. Говорит, успел только на стрельбы сходить пару раз да маршировать научиться. Однажды на построение пришел офицер из боевой части. Спросил: связисты есть? Ему ответили: нет. Но добавили, что имеется один электромонтер – рядовой Чалков.

– Годится.

Рядового Чалкова зачислили в группу связи боевой роты. Дали карабин, объяснили, как работать с коммутацией, аккумуляторами – вот и все боевые университеты. Предыдущий связист, 23-летний парень, погиб в бою с бандитами.

Началась служба. На словах все просто: сидели в секретах на болотах, ловили агентуру «лесных братьев», выезжали в рейды на хутора – иногда уже после того, как «братья» хутор сожгут, а людей перевешают.

– Ходили мы строго по семь человек, – рассказывает Федор Федорович. – Сержант, пятеро рядовых и связист. Леса не прочесывали – этим занималась регулярная армия.

На вопрос, почему сепаратисты убивали и пытали людей, ветеран отвечает просто:

– Жгли хутора и убивали людей за неподчинение. Бандитам ведь жрать надо было, припугнуть людей, отомстить, проучить, продемонстрировать силу. На международном уровне все это подавалось как борьба за свободу Литвы против советских оккупантов.

Наши солдаты завидовали вооружению и амуниции «братьев». На вопрос, какое было вооружение – немецкое? – Чалков отрицательно качает головой.

Тяжелого вооружения у «братьев», конечно, не было, но легкое – выше всяких похвал. По словам ветерана, в основном это были новенькие автоматы американского и британского производства. Уже тогда НАТО внедряло в Прибалтике собственные стандарты вооружений.

Советские солдаты могли противопоставить им ручные пулеметы, карабины, автоматы с дисковыми магазинами времен Великой Отечественной и пистолеты ТТ. Оружие, пусть не новое, но вполне качественное. Применять его приходилось часто. Ниже – лишь несколько эпизодов из борьбы с бандитами, подробности которой легко потянут на документальную повесть.

«ЗАПАД НАМ ПОМОЖЕТ»

Натовцы серьезно помогали «братьям». Несколько десятков сожженных хуторов с мирными людьми – это мелочь, когда на кону – обладание новыми территориями. Самолеты без опознавательных знаков регулярно вторгались в воздушное пространство СССР через Балтику. Летели низко над морем, чтобы не засекли радары. На борту везли диверсантов, деньги, оружие. Но советская разведка работала как часы. Однажды связиста Чалкова вызвали в Вильнюс: были сведения о предстоящей высадке диверсантов в Козлорусском лесу. Нужно было «вычислить» шпионов, когда они высадятся. Конечно, старались взять живыми, а там – как получится.

Наши солдаты залегли, а через какое-то время раздался гул воздушных двигателей. Чалков увидел две точки – это выпрыгнули из самолета парашютисты. Ветеран говорит, что у обоих имелись какие-то устройства – не то мопед, не то самокат, не то маленькая дрезина. Один диверсант достиг земли и сразу умчался на «мопеде», скрывшись из виду. Другому не повезло: стропы парашюта зацепились за ветви дерева. Солдаты окружили дерево, помогли шпиону слезть… Но противник проявил невероятное проворство, завел свой «самокат» и уехал из-под носа у русских.

Пришлось прочесывать лес, перехватывать переговоры по рации… И снова удача: шпиона удалось запеленговать.

К этому времени он явился на какой-то хутор, договорился с жителями, пообедал, велел истопить баню. Но каким-то чутьем понял, что его вот-вот найдут. Почему не уехал? В мобильной «дрезинке» кончилось топливо, да и вряд ли бы прорвался.

Когда Чалков и его отряд вынеслись к хутору, они обнаружили диверсанта сидящим под деревом в белой рубахе и кальсонах с ампулой цианида в зубах. «Пациент» был мертв.

Провели обыск. В вещмешке неудачливого шпиона лежали советские деньги, женские украшения, несколько комплектов часов. А в чемоданчике среди бытового хлама нашлась свежая челябинская газета – для достоверности. Этот факт особенно изумил советских бойцов. Видно, с советской газеткой в руках было как-то удобнее жечь литовские хутора и убивать людей, не доросших до понимания демократии.

Таких залетных гостей было много – кого-то убивали, но особой удачей считалось взять врага живьем: появлялся шанс выявить схроны, найти бандитов. Конечно, сделать это было непросто, но любая разведка – советская, германская, американская – умеет выбивать показания. Так что один пойманный диверсант означал, что число бандитов убавится на два – три десятка. А с бандитской «пехотой» дрались насмерть.

КРЕЩЕНИЕ ОГНЕМ

Как вычисляли бандитов? Это была работа чекистов. В такие тонкости солдат, конечно, не посвящали. Но некоторые методы были известны и им. Часто полагались на осведомителей, они помогали русским. Большинство литовцев чем дальше, тем больше сочувствовали Советам. Налаживалась мирная жизнь, да и власть Москвы была мягкой. Во всяком случае, для подавляющего большинства, которое при прежней власти не обладало капиталом. Правда, перелом в настроениях случился не сразу. Чалков рассказывает, что сперва приходилось участвовать в настоящих сражениях.

– Сначала страшно было, а потом думаю: черта ли мне бояться? Молодой был, – делится воспоминаниями ветеран.

Однажды его отряд угодил в засаду в лесу. Наткнулись на бандитов, завязалась перестрелка. Уйти нельзя: смерть. Били друг друга почти в упор. Наши выстояли, прорвались, опрокинули бандитов. Потом обнаружили, что поляна, на которой шел бой, подстрижена пулеметными очередями ровно, как английский газон.

Бандиты тоже ходили группами по семь человек: это была оптимальная численность. Если не хватало мужчин, в «семерку» брали женщин.

Командовали нашими бойцами московские офицеры. Чалков запомнил их вежливость, корректность и жертвенность: командиры берегли солдат. Был случай: прочесывали по заданию хутор, в котором скрывался бандит. Найти не могли. Наконец один глухонемой литовец показал: «лесной брат» засел в доме на чердаке. Оцепили дом. Наш офицер отлично говорил по-литовски, да и другие бойцы выучили язык. Предложили сдаться. Враг не захотел. Офицер приказал выйти из дому мирным жителям – вышли дед, бабушка, внук. Солдаты кинулись в избу и «прошлись» по потолку пулеметными очередями. После такой «зачистки» шансов выжить у сепаратиста не было. Какой-то солдат кинулся на чердак. Последовала короткая команда: отставить. Офицер пошел сам, первый. На чердаке лежал труп, а в руке у него граната с сорванной чекой. Не разорвалась она только чудом. Офицер отогнал своих, вынес гранату, поместил на холмик подальше от дома и велел расстрелять. Один из солдат – участников операции вернулся тогда в казарму седым, как лунь. Вспоминая об этом, Чалков не может сдержать слез.

– Снимает солдат шапку, а голова – белая…

Были другие схватки, короткие, как удар клинка. Удачей считалось незаметно подкрасться к бандитскому схрону. Такой можно было забросать гранатами и готово – вынимай мертвых бандитов.

Но везло не всегда. Одну схватку вели в хуторе. Миг, несколько очередей – кто-то убит, кто-то ушел. За одним бандитом погнался молодой пулеметчик Петр Бобков. Стемнело, и врагу удалось скрыться. Бобкова арестовали – не нарочно ли упустил? Разобрались, выпустили, да только ни наград он не получил, ни пенсии за службу на «невидимом фронте».

Сам Чалков заслужил за свою солдатскую работу наградные часы, которые через три месяца сломались, да отпуск домой на побывку.

«НО ЕСЛИ К НАМ ПОЛЕЗЕТ ВРАГ МАТЕРЫЙ»…

Демобилизовался Федор Федорович в 1953 году. К тому времени борьба с сепаратистами пошла на убыль, а потом и совсем стихла. Первый натиск Запада был отбит.

По дороге из армии Чалков заехал к отцу, который отсидел срок и работал в Сталинградской области, женившись на молоденькой девушке.

Сталинград поразил Чалкова. Выжженная голодная земля: таким был этот край через семь лет после Великой Отечественной. По сравнению с ним затерянный в Сибири Омск казался сытым спокойным местом. Туда и отправился Федор, хотя отец предлагал остаться и помочь поступить в институт – благо в столице были родственники и знакомства в научных кругах.

– Посмотрел я на него, на его жену молодую, которая мне была ровесница, – и отказался, – сдержанно рассказывает Федор Федорович. – Домой поехал.

Мобильных телефонов тогда не было, но родная мать почувствовала приезд сына. Еще перед приездом сказала: сегодня мой Федя вернулся. Так и вышло.

Чалков работал в Омскэнерго, высоких должностей не занимал. Только однажды отказался от ордена Трудового Красного Знамени. Несколько таких орденов пришло на предприятие, а выдать их некому: один кандидат спился, другой провинился. Решили наградить Чалкова, да вот беда: в партии не состоит. Начальник говорит: бери орден, а мы тебя задним числом в КПСС примем.

– А я ни в какую, – рассказывает Федор Федорович, – глупый был. Говорю: недостоин. Начальник просить стал: принимай орден, иначе меня накажут. Но я отказался.

За это принципиальный работник был «репрессирован». Могли ему дать двухкомнатную квартиру в центре города (в те времена жилье рабочим раздавали бесплатно), а дали на окраине. Но Федор Федорович за это не в обиде. А в партию так и не вступил: недостоин. Хотя говорит о себе, что всегда был и останется беспартийным коммунистом.

Жизнь к тому времени наладилась, и стало ясно, ради чего сражались люди и терпели лишения. Казалось, дальше будет только лучше. Чалков никому не рассказывал о своем прошлом. Даже ходил среди ветеранов недобрый слушок: мы, мол, воевали, а он отсиделся. Федор Федорович, как обычно, не возражал. Эмгэбэшная школа тверже железа: если нельзя говорить – молчи.

Случившийся в 1991 году распад великой империи, за которую сражался в далекие пятидесятые годы, ветеран не одобряет.

– Если бы осталось, как прежде, 16 республик, – все было бы в норме…

Шестнадцатой во времена его молодости была Карелия, которую советским руководителям хватило ума вернуть в состав РСФСР еще до распада Союза.

К нынешним событиям на Украине Чалков относится просто. Смуту в этой стране, по его мнению, устроили те же бандеровцы и «лесные братья» с подачи того же Запада. За шестьдесят лет ничего не изменилось. Для Чалкова все эти люди – не бойцы литовского или украинского сопротивления, не офицеры и рядовые СС, не поборники «демократии и общеевропейского выбора», а просто бандиты, которые уничтожают мирных людей. Шестьдесят лет назад русские спасали население от бандитских зверств. Пускай сегодня Чалкова и советских солдат назначили быть «пособниками тоталитаризма», а «лесных братьев» – борцами за демократию – разве это что-то меняет в реальной жизни?

Может быть, эта ясность сознания без добавления диалектической бесовщинки и помогла нашим предкам расправиться с врагом? Чалков и его товарищи сражались с анти-Россией – и победили.

Поэтому и говорит Федор Федорович сегодня:

– Хотя и страшновато, что Обама нам санкциями грозит, но что делать? Если мне сегодня дадут пистоль-машину – пойду воевать за наших.

Еще двадцать лет назад ситуация была другой. Как-то Федор Федорович сказал одному из коллег, что проходил службу в Литве в войсках МГБ. Тот отвел глаза, и с тех пор старался избегать общества Чалкова. К счастью, время расставило все на свои места и подобных мутантов уже не осталось. Сегодня большинству русских людей вполне ясно, где чужаки, а где  наши.

НЕПРИЯТНОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ

Но небольшое количество мутантов еще осталось. Сейчас в Правительстве РФ всерьез обсуждается вопрос о том, чтобы отменить льготы для бойцов «неизвестной войны». Сейчас этих бойцов приравняли к ветеранам Великой Отечественной. Выходит, что подвиг русских солдат нужен не всем. А разбираться в нюансах некоторым чиновникам не хочется. Зачем, если на горстке выживших можно сэкономить деньги Пенсионного фонда? Впрочем, есть надежда, что справедливость и здравый смысл возобладают. Все-таки другое сегодня на дворе время – время русской весны.

Станислав Чернявский