Поиск

В России больше 4 тысяч домов для престарелых, где содержатся 220 тысяч стариков. По данным Федеральной службы государственной статистики, в 2012 году в стране проживало более 32,4 миллиона человек старше трудоспособного возраста. Какая участь ждет их? РИА «Омск-Информ» продолжает эту тему. Мы хотим, чтобы забота о стариках проявлялась не только на бумаге, но и в жизни. Оглянитесь вокруг, может рядом с вами живет немощный пожилой человек, нуждающийся в заботе или просто в добром слове.

В 1983 году японский кинорежиссер Сёхэя Имамура снял фильм «Легенда о Нараяме». Действие картины происходит в XIX столетии в японской деревушке, пораженной голодом. Чтобы не умирать голодной смертью, жители поселения ввели жестокий ритуал – пожилых людей в возрасте 70 лет их собственные дети относили на вершину горы Нараяма и оставляли умирать без еды и воды. Пожилой Орин – 69 лет, ее организм здоров, а тело полно энергии к жизни, но подходит ее время. Когда ее сын Тацухэй, выполнив ритуал, возвращается домой, он другими глазами смотрит на своего сына, который через годы понесёт его на Нараяму.

В России Нараямы нет, но есть дома для престарелых, куда дети отдают своих родителей с чистой совестью или снедаемые чувством вины – не важно. Важно, что эти дома, а в стране их более 4 тысяч, переполнены. В них доживают свой век около 220 тысяч человек. Чтобы попасть в такой «приют» нужно ждать очереди до 3-х лет. Понятно, что многие из обитателей таких приютов, действительно, одинокие люди. Но есть и такие, от кого избавились, отреклись... Легенда а Нараяме тесно переплелась с современной действительностью, разница только в том, что мы живем в России и совсем не умираем от голода.

Такие истории слышали многие

Гену мать сильно баловала, сестре доставались только тумаки. Даже Генины дети, и те в бабушкиных любимчиках ходили – полпенсии на сладости для них отдавала. Чрезмерная забота о сыне и его детях переросла в обоюдную ненависть снохи и свекрови, они лет 10 назад перестали общаться.

Когда мама перенесла инсульт и стала мало двигаться, Геннадий Михайлович тут же поставил ее на очередь в интернат, используя свои должностные связи. Долго ждать не пришлось, оформили в течение месяца. Материну квартиру в старенькой двухэтажке продали, отрезав ей все пути к возвращению. Деньги поделили с сестрой на двоих. Бабушку навещают, но редко, некогда ведь, дела. Геннадий большой начальник, а сестра его с личной жизнью никак не разберется. «Вот устроится, тогда заберет к себе, – говорил он осуждающим их поступок родственникам. – А мне куда ее брать, кто будет за ней ухаживать?» В многокомнатном особняке живут Геннадий, жена и двое их взрослых детей, у каждого собственный автомобиль и собственная жизнь. Старушке здесь места нет.

Дедушка Тани слыл активистом, он участвовал в общественной жизни города, организовывал мероприятия среди ветеранов. Его знали многие, поэтому проводить в последний путь пришли сотни людей. Все недоумевали, как такой крепкий здоровый мужик, которого и стариком было назвать трудно, быстро угас.

Когда деда парализовало, он несколько месяцев находился дома. Энергия в нем так и бушевала, а выплеснуть ее было некуда, всю горечь от своего бессилия он обрушил на родных. Порой он был слишком жесток, поэтому в доме часто плакали. Бабушка всегда находилась возле него, вечером приходила дочь. Вместе они меняли белье, ухаживали за больным, поднять которого было не под силу двум женщинам. В конце концов на семейном совете было решено оформить деда в соответствующее заведение. «Хосписы для того и предназначены, чтобы досматривать за стариками, – говорила 25-летняя Таня. – За границей это в порядке вещей». Через месяц дедушка умер.

Папа Сони тоже умирал в хосписе, только в Германии. Это была очень дорогая клиника, уход и обслуживание на высоте. Каждый день у пациентов спрашивали, что бы они хотели видеть в меню, и готовили исключительно желаемое. Один старик, у которого была опухоль головного мозга, попросил настоящее французское вино, на самолете клиники оно было доставлено в этот же день прямо из Парижа.

В последние дни жизни своего папы Соня была рядом. В просторной комнате стояла кровать, на которой лежал отец, рядом еще одна – для родственников. Из-за сильных болей он постоянно находился под капельницей и в забытьи. Вечером отец вдруг очнулся. «Что ты хочешь, папа?» – спросила Соня. «Домой», – сказал отец. «Конечно, как выздоровеешь, мы отвезем тебя домой». Это было последнее его желание.

И такие

Старенькая мама Людмилы Ивановны как будто впала в детство. Жили они вдвоем на втором этаже в многоэтажке. Утром Людмила Ивановна уходила на работу и закрывала все окна и двери, а в обед убегала проведать мать (хорошо работала в четырех остановках от дома) и вновь возвращалась на работу. Старушка была не в здравом уме и не в твердой памяти, часами лежала и бормотала что-то под нос, а иногда вставала с постели и принималась «хозяйничать». Вечером Людмила Ивановна находила квартиру в беспорядке, а мать лежащей без сил на полу. Сама уже пожилая, женщина без посторонней помощи поднимала маму, заботливо ее умывала и переодевала, а потом допоздна убирала комнаты, стирала, варила обед на завтра .

Мама Людмилы Ивановны всю жизнь была с ней рядом: вырастила ее детей, нянчила внуков, окружая их заботой и любовью. Три года до самой смерти Людмила Ивановна каждый день целовала ее сухие жилистые руки, не жалуясь переносила ее «шалости» и ни разу даже не подумала о том, чтобы хоть на время избавиться от нее. Наоборот, она молила Бога, чтобы мама жила дольше.

Лера ухаживала за отцом семь лет. Сначала он еще как-то передвигался, а потом ноги отказали. Дед был злой, сквернословил, много курил, но зятя побаивался и с его появлением на пороге притихал. Старик лежал в отдельной комнате всегда чистенький, ухоженный и накормленный. У него был слабый мочевой пузырь, но памперсы он не признавал категорически. Лера уволилась с работы, потому что отцу требовался постоянный уход. Муж ее поддержал, а сам вкалывал день-ночь, чтобы прокормить семью, в которой росли еще трое ребятишек.

Лера рассказывала, что ее мама умерла рано в 40 с небольшим лет, а отца она трезвым редко помнила, всю жизнь пил и скандалил. Родственники, в том числе родной брат говорили Лере: «Отдай его в дом для престарелых, зачем мучаешься, ведь добра от него не видела...», а она твердо отвечала: «Какой бы ни был, он – мой отец». На похоронах она горько плакала, а людское «отмучилась» резко обрывала.

* * *

Почему же стариков отдают в интернаты? Может быть, родным приходится выбирать между «сумасшедшей» бабушкой и маленьким ребенком. Или нет средств, чтобы нанять сиделку, а еще нужно прокормить себя, свою семью и лежачего старика или инвалида. Или просто нет сил от ежедневного нервного перенапряжения, ведь ухаживать за больным старым человеком – это тяжелейший труд. А наши старики до последних сил стараются быть полезными, нужными, необходимыми. И злятся на свою немощность, и плачут по ночам от бессилия, и просят, Бога забрать их, чтобы не быть обузой для детей.

Отношение к старикам и детям – самый точный показатель нравственного воспитания в обществе. Наше общество, судя по переполненным интернатам – мягко говоря, безнравственно. И если матерей, отказавшихся от своих детей, осуждают всем миром, то про детей, отказавшихся от своих состарившихся родителей, почему-то говорят тихо. Пряча это зло под маской «цивилизованности» и «толерантности». Мы рассказываем и пишем о людях, спонсирующих дома ребенка, при этом ничего не знаем о людях, финансирующих дома для престарелых, о волонтерах, помогающих одиноким старикам, о семьях, приютивших пожилых инвалидов. Мы не знаем, что практически во всех учреждениях для пожилых и инвалидов требуется ремонт, часто капитальный (степень износа некоторых домов достигает 90%), не хватает медицинских работников, медицинского оборудования, средств ухода за больными, лекарств, одежды, обуви и продуктов. Быть может, если журналисты чаще будут поднимать эту тему, ситуация сдвинется с мертвой точки, изменится. Сегодня, например, в Омской области готовится законопроект, который позволит брать стариков в приемную семью, при этом семье планируют платить пособие в размере почти 6 тысяч рублей. Разве это плохо? И надо, чтобы люди об этом знали.

Как мы относимся к старикам, так наши дети будут относиться к нам. Пока мы не поймем это, каждый из нас рискует оказаться на «Нараяме».

Наталья Чебакова

1383

В России больше 4 тысяч домов для престарелых, где содержатся 220 тысяч стариков. По данным Федеральной службы государственной статистики, в 2012 году в стране проживало более 32,4 миллиона человек старше трудоспособного возраста. Какая участь ждет их? РИА «Омск-Информ» продолжает эту тему. Мы хотим, чтобы забота о стариках проявлялась не только на бумаге, но и в жизни. Оглянитесь вокруг, может рядом с вами живет немощный пожилой человек, нуждающийся в заботе или просто в добром слове.

В 1983 году японский кинорежиссер Сёхэя Имамура снял фильм «Легенда о Нараяме». Действие картины происходит в XIX столетии в японской деревушке, пораженной голодом. Чтобы не умирать голодной смертью, жители поселения ввели жестокий ритуал – пожилых людей в возрасте 70 лет их собственные дети относили на вершину горы Нараяма и оставляли умирать без еды и воды. Пожилой Орин – 69 лет, ее организм здоров, а тело полно энергии к жизни, но подходит ее время. Когда ее сын Тацухэй, выполнив ритуал, возвращается домой, он другими глазами смотрит на своего сына, который через годы понесёт его на Нараяму.

В России Нараямы нет, но есть дома для престарелых, куда дети отдают своих родителей с чистой совестью или снедаемые чувством вины – не важно. Важно, что эти дома, а в стране их более 4 тысяч, переполнены. В них доживают свой век около 220 тысяч человек. Чтобы попасть в такой «приют» нужно ждать очереди до 3-х лет. Понятно, что многие из обитателей таких приютов, действительно, одинокие люди. Но есть и такие, от кого избавились, отреклись... Легенда а Нараяме тесно переплелась с современной действительностью, разница только в том, что мы живем в России и совсем не умираем от голода.

Такие истории слышали многие

Гену мать сильно баловала, сестре доставались только тумаки. Даже Генины дети, и те в бабушкиных любимчиках ходили – полпенсии на сладости для них отдавала. Чрезмерная забота о сыне и его детях переросла в обоюдную ненависть снохи и свекрови, они лет 10 назад перестали общаться.

Когда мама перенесла инсульт и стала мало двигаться, Геннадий Михайлович тут же поставил ее на очередь в интернат, используя свои должностные связи. Долго ждать не пришлось, оформили в течение месяца. Материну квартиру в старенькой двухэтажке продали, отрезав ей все пути к возвращению. Деньги поделили с сестрой на двоих. Бабушку навещают, но редко, некогда ведь, дела. Геннадий большой начальник, а сестра его с личной жизнью никак не разберется. «Вот устроится, тогда заберет к себе, – говорил он осуждающим их поступок родственникам. – А мне куда ее брать, кто будет за ней ухаживать?» В многокомнатном особняке живут Геннадий, жена и двое их взрослых детей, у каждого собственный автомобиль и собственная жизнь. Старушке здесь места нет.

Дедушка Тани слыл активистом, он участвовал в общественной жизни города, организовывал мероприятия среди ветеранов. Его знали многие, поэтому проводить в последний путь пришли сотни людей. Все недоумевали, как такой крепкий здоровый мужик, которого и стариком было назвать трудно, быстро угас.

Когда деда парализовало, он несколько месяцев находился дома. Энергия в нем так и бушевала, а выплеснуть ее было некуда, всю горечь от своего бессилия он обрушил на родных. Порой он был слишком жесток, поэтому в доме часто плакали. Бабушка всегда находилась возле него, вечером приходила дочь. Вместе они меняли белье, ухаживали за больным, поднять которого было не под силу двум женщинам. В конце концов на семейном совете было решено оформить деда в соответствующее заведение. «Хосписы для того и предназначены, чтобы досматривать за стариками, – говорила 25-летняя Таня. – За границей это в порядке вещей». Через месяц дедушка умер.

Папа Сони тоже умирал в хосписе, только в Германии. Это была очень дорогая клиника, уход и обслуживание на высоте. Каждый день у пациентов спрашивали, что бы они хотели видеть в меню, и готовили исключительно желаемое. Один старик, у которого была опухоль головного мозга, попросил настоящее французское вино, на самолете клиники оно было доставлено в этот же день прямо из Парижа.

В последние дни жизни своего папы Соня была рядом. В просторной комнате стояла кровать, на которой лежал отец, рядом еще одна – для родственников. Из-за сильных болей он постоянно находился под капельницей и в забытьи. Вечером отец вдруг очнулся. «Что ты хочешь, папа?» – спросила Соня. «Домой», – сказал отец. «Конечно, как выздоровеешь, мы отвезем тебя домой». Это было последнее его желание.

И такие

Старенькая мама Людмилы Ивановны как будто впала в детство. Жили они вдвоем на втором этаже в многоэтажке. Утром Людмила Ивановна уходила на работу и закрывала все окна и двери, а в обед убегала проведать мать (хорошо работала в четырех остановках от дома) и вновь возвращалась на работу. Старушка была не в здравом уме и не в твердой памяти, часами лежала и бормотала что-то под нос, а иногда вставала с постели и принималась «хозяйничать». Вечером Людмила Ивановна находила квартиру в беспорядке, а мать лежащей без сил на полу. Сама уже пожилая, женщина без посторонней помощи поднимала маму, заботливо ее умывала и переодевала, а потом допоздна убирала комнаты, стирала, варила обед на завтра .

Мама Людмилы Ивановны всю жизнь была с ней рядом: вырастила ее детей, нянчила внуков, окружая их заботой и любовью. Три года до самой смерти Людмила Ивановна каждый день целовала ее сухие жилистые руки, не жалуясь переносила ее «шалости» и ни разу даже не подумала о том, чтобы хоть на время избавиться от нее. Наоборот, она молила Бога, чтобы мама жила дольше.

Лера ухаживала за отцом семь лет. Сначала он еще как-то передвигался, а потом ноги отказали. Дед был злой, сквернословил, много курил, но зятя побаивался и с его появлением на пороге притихал. Старик лежал в отдельной комнате всегда чистенький, ухоженный и накормленный. У него был слабый мочевой пузырь, но памперсы он не признавал категорически. Лера уволилась с работы, потому что отцу требовался постоянный уход. Муж ее поддержал, а сам вкалывал день-ночь, чтобы прокормить семью, в которой росли еще трое ребятишек.

Лера рассказывала, что ее мама умерла рано в 40 с небольшим лет, а отца она трезвым редко помнила, всю жизнь пил и скандалил. Родственники, в том числе родной брат говорили Лере: «Отдай его в дом для престарелых, зачем мучаешься, ведь добра от него не видела...», а она твердо отвечала: «Какой бы ни был, он – мой отец». На похоронах она горько плакала, а людское «отмучилась» резко обрывала.

* * *

Почему же стариков отдают в интернаты? Может быть, родным приходится выбирать между «сумасшедшей» бабушкой и маленьким ребенком. Или нет средств, чтобы нанять сиделку, а еще нужно прокормить себя, свою семью и лежачего старика или инвалида. Или просто нет сил от ежедневного нервного перенапряжения, ведь ухаживать за больным старым человеком – это тяжелейший труд. А наши старики до последних сил стараются быть полезными, нужными, необходимыми. И злятся на свою немощность, и плачут по ночам от бессилия, и просят, Бога забрать их, чтобы не быть обузой для детей.

Отношение к старикам и детям – самый точный показатель нравственного воспитания в обществе. Наше общество, судя по переполненным интернатам – мягко говоря, безнравственно. И если матерей, отказавшихся от своих детей, осуждают всем миром, то про детей, отказавшихся от своих состарившихся родителей, почему-то говорят тихо. Пряча это зло под маской «цивилизованности» и «толерантности». Мы рассказываем и пишем о людях, спонсирующих дома ребенка, при этом ничего не знаем о людях, финансирующих дома для престарелых, о волонтерах, помогающих одиноким старикам, о семьях, приютивших пожилых инвалидов. Мы не знаем, что практически во всех учреждениях для пожилых и инвалидов требуется ремонт, часто капитальный (степень износа некоторых домов достигает 90%), не хватает медицинских работников, медицинского оборудования, средств ухода за больными, лекарств, одежды, обуви и продуктов. Быть может, если журналисты чаще будут поднимать эту тему, ситуация сдвинется с мертвой точки, изменится. Сегодня, например, в Омской области готовится законопроект, который позволит брать стариков в приемную семью, при этом семье планируют платить пособие в размере почти 6 тысяч рублей. Разве это плохо? И надо, чтобы люди об этом знали.

Как мы относимся к старикам, так наши дети будут относиться к нам. Пока мы не поймем это, каждый из нас рискует оказаться на «Нараяме».

Наталья Чебакова

1383