Рассказать об автографе (точнее, об одной его разновидности — авторской надписи в книге) решил после декабрьских «Исторических путешествий Ивана Толстого» на телеканале «Культура».
Там он посетовал, что по молодости продал сборник «Голубень», имевший такой автограф: «Н. Крандиевской с любовью. Сергей Есенин. Р. S. Я не ошибся.
Вы все-таки похожи на нее...» За интригующим многоточием скрывалось имя Айседоры Дункан, позднее подтолкнувшее поэтессу и переводчицу Наталью Васильевну Крандиевскую-Толстую написать о ней и Есенине. Я же, слушая этн воспоминания в изложении ее внука, Ивана Толстого, вспомнил, как однажды тоже с сожалением подумал об отсутствии книги с автографом. Случилось это, когда Евгений Евтушенко ненадолго заглянул в Омск. Накануне его отьезда засиделись допоздна.
В разговоре заметил: минут за пятнадцать можно дойти до дома, в котором прошло детство Роберта Рождественского. Однако Евгений Александрович возразил:
— Он же родился на Алтае...
— В селе Косиха, — согласился я. — И жил там первых два месяца....А затем двенадцать летв Омске.
Здесь необходимо уточнение.
В полемическом задоре прибавил городу не менее полутора лет, но Шербакуль, куда семья приехала с Алтая, конечно, омская земля. Только райцентр именовался в начале тридцатых иначе — Борисовка. Оттуда отца Роберта, Станислава Никодимовича Петкевича, вскоре перевели в Новоцарицыно, затем — в Омский район. С середины тридцатых обосновались в областном центре.
О военных годах говорил подробнее: мы были соседями. Кажется, убедил. Во всяком случае, на сборнике «Идут белые снеги» Евгений Александрович написал в тот вечер: «Марку Семеновичу Мудрику от самого немудрого человека на свете». Вспомнил тогда его автограф на «Разведчиках грядущего». С удивлением посмотрел на них, потом едва ли не в одно движение, не дописывая даже некоторых слов, пригвоздил первое собрание своих стихов, изданное аж в 1952 году, автографом: «С радостью, что я вырос из детских штанишек этой книги».
Показалось, разделенные пятнадцатью годами надписи в чем-то перекликаются друг с другом...
Тогда-то и пожалел, что не захватил с собой какую-нибудь из подаренных Рождественским книг. Достаточно было показать сборник «Всё начинается с любви», в котором он дополнил заглавие припиской: «Всё началось с любви к Омску». Или «Радар сердца» со словами: «...от старого омича». На вышедшем незадолго до кончины «Пересечении» нечто похожее: «...омичу от омича — с нежностью. давнишней. Не болей!» Как знать, не захотелось ли бы Евгению Александровичу, прочтя откровения своего однокашника по Литинституту, увидеть дом на Карла Либкнехта и попытаться разогнать сгущавшиеся над ним тучи... В том 2004-м это было еще возможно. Снесут дом меньше чем через два года, в канун Дня Победы. Своеобразный салют автору «Реквиема»...
В хранящихся у меня автографах Рождественского Омск, безусловно, главная тема. Но не единственная, хотя и в других случаях родной город поэта, если приглядеться, маячит неподалеку. Как, скажем, в сборнике «Сын Веры» (мать Роберта зовут Вера Павловна), где он написал на титульной странице: «Марку — с огромным спаснбом! От души. Роберт».
Очень рождественское слово «спасибом» — здесь меньше всего попытка удивить чем-то этаким... За пару недель до встречи в январе шестьдесят восьмого года в Москве «Молодой сибиряк» поместил очерк, в котором я цитировал первое появившееся в печати (в «Омской правде» за 8 июля 1941 года) стихотворение Роберта «Фашистам не будет пощады!». Обратил внимание заодно на написанный Леонидом Мартыновым в те же дни обзор редакционной стихотворной почты, из чего сделал вывод, что он, будучи литературным консультантом газеты, тем или иным образом поучаствовал в публикации. Получалось красиво: вроде как сам Леонид Мартынов дал девятилетнему Роберту путевку в литературную жизнь, и, похоже, я оказался не очень далек от истины. Во всяком случае, прочитав очерк, Рождественский тут же позвонил Леониду Николаевичу. Раньше были знакомы, но в домашней обстановке не общались. Теперь, как рассказал Роберт, «встретились семьями»...
В автографе интересно всё. Кем написан... Как написан — пером или сердцем... Кому адресован... Когда и при каких обстоятельствах... Даже о чем умолчал автор, подчас достойно внимания. Так, в отличие от Рождественского, Мартынов нн в одной из доброго десятка подаренных мне книг не упомянул Омска. Не мог, по-видимому, забыть, как гнобили его в родном городе. Благо, вовремя удалось уехать, затеряться в Москве. Лишь после выхода в середине пятидесятых маленькой, но великой книжечки «Стихи» Омск очнулся; «Какой поэт!..»
Мартынов в один день стал кумиром знатоков и ценителей стихотворного слова. Тем не менее автографы, подозреваю, так и не вошли в число уважаемьгх им «жанровы Содержательная часть обычно ограничивалась одним-двумя словами — «сердечно», '«дружески» и т. п. То ли после ссылки в начале тридцатых на Русский Север стал сдержаннее в проявлении чувств... То ли пространные откровения противоречили его натуре...
Последний по времени автограф Леонида Николаевича, который есть у меня, датирован 23 апреля 1980 года. Поэту оставалось жить меньше двух месяцев...
Собирая материалы о работе вахтанговцев в Омске в годы войны, узнал среди прочего, что Мартынов дружил с ними, даже сочинил по заказу театра стихотворную пьесу. Будучи в Москве, спросил об этом по телефону, а он возьми да пригласи к себе. Разговаривали часа три, не меньше. Памятуя, что после кончины жены у него случился инсульт, раз-другой порывался уйти — но разве уйдешь от такого рассказчика... Леонид Николаевич был в ударе. Да и выглядел он неплохо, совсем не плохо...
«Под занавес» достал недавно привезе1шый из типографии трехтомник и собрался было подписать его, когда заметил, что первый том сброшюрован «вверх
ногами». Потянулся к другому экземпляру, только я запротестовал: «Оставьте этот. Такой книги нет ни у кого».
Писал медленно, старательно выводя каждую букву. Стоило какой-то не получиться, тут же начинал стирать ее оказавшимся под рукой ластиком. Почувствовал: болезнь не отступилась от него...
Скажу и об автографах артистов, прежде всего — Михаила Ульянова. Пос-, ле него остались воспоминания — светлые, умные, многое объясняющие в театральном деле. Отсюда название их«Работаю актеромм И признание: «...На память о земляке-москвиче». В другой своей книге — «Моя профессия» — размашисто расписал целую страницу.
У Леонида Филатова, наоборот, почерк оказался очень красивым, а автограф — компактным и предельно аккуратным. Словно боялся потревожить им работу Михаила Златковского, оформившего его прекрасный стихотворный сборник «Бродячий театр»...
Есть у меня книги с двумя автографами. Да-да, не удивляйтесь — с двумя. На одной из них, подаренной в девяностом году Сергеем Юрским и названной— в соответствии со временем— «В безвременье», артист (и «по совместительству», как Филатов, поэт, прозаик...) написал: «В память о нашем дружестве». Через пятнадцать лет, выступая в Омске, дополнил дорогие мне слова «резолюцией»: «Все подтверждаю. 2004 — 27/Х».
А Александру Володину автограф помог вспомнить первый приезд в Омск. Был уверен, что раньше не посещал наш город, даже сказал об этом, выступая в театре драмы. Когда расходились, подошел к Александру Моисёевичу, начал рассказывать о его давнем визите в Омск. Он заспорил, но на этот раз я предстал во всеоружии: показал подписанную им книгу с «Пятью вечерами», «Старшей сестрой» и другими известными произведениями. Долго рассматривал, словно стараясь убедиться в ее реальности, затем потребовал ручку.
«Марку Семеновичу через 30 лет! Володин», — гласила новая надпись.
Как видите, информаци(ь что несет автограф, порою может оказаться полезной. К тому же она ощутимо разнится с той, на которую опираются обычно биографические источники. Запечатленная в слове память о событиях и людях — со своим стилем, своим лицом, своим подспудным содержанием. Имею в виду не только автографы коллекционеров, знающих,.что их увлечение именуется хитрым словом «филография», но и раритеты из возвращающихся в нашу жизнь семейных архивов, даром что рано или поздно значительная часть их тоже осядет в частных собраниях и библиотеках.
Несколько слов об автографах, храня шихся в Пупиинской библиотеке. Пока мы имеем весьма смутное представление о большинстве из них. На упомянутой Интернетом выставке была представлена лишь малая толика имеющихся автографов, и прошло с тех пор почти шесть лет. Надеюсь, в скором времени подобная экспозиция станет в главном омском книгохранилище постоянной и периодически обновляемой, а самые значимые экспонаты займут подобающёе место на ее сай ге. Автографы — симпатичные спутники книжной культуры, хоронить которую преждёвремённо н не так уж умнсь
Их пора выводить иэ тени.
Марк МУДРИК
Вечерний Омск
Материалы сайта могут содержать информацию, не подлежащую просмотру лицам младше 18 лет. Сайт не несет ответственности за содержание рекламных материалов.