Поиск

Охота не задалась. По причине мороза тетерев залез под снег, и выманить его оттуда было большой проблемой. Даже найдя лунку и стуча по насту лыжиной невозможно было предугадать, откуда он, подлюка, стартанет. Пару раз птица взлетала от меня и моего друга аж в 30 шагах, крайний – в метре – аккурат между нами. И этот «крайний» для одного из нас едва не стал последним. Обалдев от неожиданности, мы пальнули практически друг в друга. Но даже по таким прекрасным мишеням (хотя взаимных обид, накопленных за 35 лет нашей дружбы, было предостаточно для сомнений прокурора в версии «несчастного случая») промахнулись. Значительно поседевшие за эту долю секунды мы решили, что адреналина на сегодня хватит. Домой тащиться за 150 верст было лень. На счастье в десяти минутах пути находилась моя родовая деревня. Надеясь, что родня не откажет в ночлеге, мы двинули туда.

Гостям в деревне рады и поныне. Пока дядька помогал нам загнать машину во двор, тетя быстро собрала на стол. Хозяева смиренно приняли нашу водку и сервелат, я и друг были восхищены шкворчащей глазуньей яиц эдак из двадцати, домашней чесночной колбасой, салом, хрустящей квашеной капустой и самогоном на кедровых орешках. Где-то через час, разложив всю городскую родню по косточкам, тетя ушла управляться по хозяйству. А мы заговорили «за жизнь». «Мы» – неправильно. Если не считать наших с другом коротких реплик, беседу можно считать монологом, позволившим несколько иначе взглянуть на происходящее в Омском регионе. Понятно, диктофона у меня с собой не было. Но постараюсь главную мысль не исказить.

– Скажи честно, ваш новый губернатор понимает, что он губернатор? Судя по тому, что о нем сейчас пишут – не совсем. Уже полгода он не может собрать «команду», При этом тащит туда тех, кого вы же обвиняете во всех тяжких. Полгода для села – это целая жизнь. А его участия в этой жизни мы пока не заметили. Я беру у соседа областную газету «Омская правда». Вот, к примеру, номер с его выступлением в «Диалоге с губернатором». И дело не в том, что из этого «диалога» я не узнал ничего нового и обнадеживающего про село. Кроме этой статьи там про село, про область вообще ничего нет. Уборка снега в городе, преступления в городе, выставки в городе. Город, город, город. Кто решил, что нам это надо?

Картинки на полстраницы, будто нам тут картинок не хватает. При прежнем губернаторе обязательно что-то про село было. Там побывал, там. Какую-то больницу строит, школе помогает. По телевизору показывали, то в одном районе, то в другом. Чуть ли не каждую неделю ведь ездил. Не он, так министры. А над нынешним в этом смысле до сих пор смеются. Помнишь, жара стояла, урожай на корню горел? Так говорят, он в том же «Диалоге с губернатором» на вопрос, где вы от жары спасаетесь, сообщил, типа, как все омичи, на даче.

Мы верим тут, что новый – хороший и честный человек. Но похоже он пока не осознал, в какое кресло сел. Город заботит – будь мэром. Но в области живет почти миллион народа. И многие, как и я тут, начинают роптать. Вы напрасно нас за дураков держите. Всё мы понимаем. Что нельзя с ходу село поднять. Понимаем даже, что даже нашему поколению невозможно его привести в порядок. Этим должны заниматься образованные люди. Понимаем, сдаем мясо – детей учиться отправляем, платим им за съемное жилье, чтобы уже они, образованные, занимались тут делом. Но они не вернутся. Потому что никто нам сейчас не говорит о перспективности села. Не говорит, что тогда-то и тогда-то мы построим тут то-то. Что государство вложит деньги. Что помогать будет активно – ведь читал где-то, даже американским фермерам государство помогает. А у нас тут высшее счастье куда-нибудь в администрацию на оклад устроиться. В райцентре так и вообще все давно чиновники или бюджетники.

ВТО – не знаю, как там правительство будет выкручиваться, но, по телевизору смотрел – называют это ВТО убийцей сельского хозяйства. Повторяю – миллион человек нас тут живет – миллион! Молодежь бежит. Кто не может – живет на подсобном хозяйстве. Но это нам дожить. А наши некоторые парни за 120 верст каждое утро ездят работать в город таксистами. И мы не знаем, что будет завтра.

Ездит, говоришь, губернатор в село? Строит, говоришь, планы? Почему нам об этом не говорят? Почему узнаю это от тебя? Сидим тут в неизвестности с петлей на шее. Вы тут издеваетесь последнее время над Планом Полежаева. Почему? А у меня страницы лежат из той же «Омской правды». Там-то и там-то в таком-то году таком-то месяце будет построена больница, школа, жилье. Вот это – дает уверенность в завтрашнем дне. А не общие слова о миллиардах, которые пойдут неизвестно на что, неизвестно куда и вроде и не дадут их уже. Почему деревня, не ведая о ваших планах по поводу своего будущего, от безысходности должна пополнять ряды городских таксистов и проституток?

…Скажу честно, я пытался спорить, объясняя, что не так всё однозначно. Есть крепкие хозяйства, которые уже не нуждаются в информировании о своей перспективности. Но затем вспомнил, как, будучи в командировке по южным районам, зашел в сельскую школу. Парты 60-х годов с откидной панелью, в туалете, вместо унитаза – дырка в полу.

И заткнулся.

Владимир Пирогов

1500

Охота не задалась. По причине мороза тетерев залез под снег, и выманить его оттуда было большой проблемой. Даже найдя лунку и стуча по насту лыжиной невозможно было предугадать, откуда он, подлюка, стартанет. Пару раз птица взлетала от меня и моего друга аж в 30 шагах, крайний – в метре – аккурат между нами. И этот «крайний» для одного из нас едва не стал последним. Обалдев от неожиданности, мы пальнули практически друг в друга. Но даже по таким прекрасным мишеням (хотя взаимных обид, накопленных за 35 лет нашей дружбы, было предостаточно для сомнений прокурора в версии «несчастного случая») промахнулись. Значительно поседевшие за эту долю секунды мы решили, что адреналина на сегодня хватит. Домой тащиться за 150 верст было лень. На счастье в десяти минутах пути находилась моя родовая деревня. Надеясь, что родня не откажет в ночлеге, мы двинули туда.

Гостям в деревне рады и поныне. Пока дядька помогал нам загнать машину во двор, тетя быстро собрала на стол. Хозяева смиренно приняли нашу водку и сервелат, я и друг были восхищены шкворчащей глазуньей яиц эдак из двадцати, домашней чесночной колбасой, салом, хрустящей квашеной капустой и самогоном на кедровых орешках. Где-то через час, разложив всю городскую родню по косточкам, тетя ушла управляться по хозяйству. А мы заговорили «за жизнь». «Мы» – неправильно. Если не считать наших с другом коротких реплик, беседу можно считать монологом, позволившим несколько иначе взглянуть на происходящее в Омском регионе. Понятно, диктофона у меня с собой не было. Но постараюсь главную мысль не исказить.

– Скажи честно, ваш новый губернатор понимает, что он губернатор? Судя по тому, что о нем сейчас пишут – не совсем. Уже полгода он не может собрать «команду», При этом тащит туда тех, кого вы же обвиняете во всех тяжких. Полгода для села – это целая жизнь. А его участия в этой жизни мы пока не заметили. Я беру у соседа областную газету «Омская правда». Вот, к примеру, номер с его выступлением в «Диалоге с губернатором». И дело не в том, что из этого «диалога» я не узнал ничего нового и обнадеживающего про село. Кроме этой статьи там про село, про область вообще ничего нет. Уборка снега в городе, преступления в городе, выставки в городе. Город, город, город. Кто решил, что нам это надо?

Картинки на полстраницы, будто нам тут картинок не хватает. При прежнем губернаторе обязательно что-то про село было. Там побывал, там. Какую-то больницу строит, школе помогает. По телевизору показывали, то в одном районе, то в другом. Чуть ли не каждую неделю ведь ездил. Не он, так министры. А над нынешним в этом смысле до сих пор смеются. Помнишь, жара стояла, урожай на корню горел? Так говорят, он в том же «Диалоге с губернатором» на вопрос, где вы от жары спасаетесь, сообщил, типа, как все омичи, на даче.

Мы верим тут, что новый – хороший и честный человек. Но похоже он пока не осознал, в какое кресло сел. Город заботит – будь мэром. Но в области живет почти миллион народа. И многие, как и я тут, начинают роптать. Вы напрасно нас за дураков держите. Всё мы понимаем. Что нельзя с ходу село поднять. Понимаем даже, что даже нашему поколению невозможно его привести в порядок. Этим должны заниматься образованные люди. Понимаем, сдаем мясо – детей учиться отправляем, платим им за съемное жилье, чтобы уже они, образованные, занимались тут делом. Но они не вернутся. Потому что никто нам сейчас не говорит о перспективности села. Не говорит, что тогда-то и тогда-то мы построим тут то-то. Что государство вложит деньги. Что помогать будет активно – ведь читал где-то, даже американским фермерам государство помогает. А у нас тут высшее счастье куда-нибудь в администрацию на оклад устроиться. В райцентре так и вообще все давно чиновники или бюджетники.

ВТО – не знаю, как там правительство будет выкручиваться, но, по телевизору смотрел – называют это ВТО убийцей сельского хозяйства. Повторяю – миллион человек нас тут живет – миллион! Молодежь бежит. Кто не может – живет на подсобном хозяйстве. Но это нам дожить. А наши некоторые парни за 120 верст каждое утро ездят работать в город таксистами. И мы не знаем, что будет завтра.

Ездит, говоришь, губернатор в село? Строит, говоришь, планы? Почему нам об этом не говорят? Почему узнаю это от тебя? Сидим тут в неизвестности с петлей на шее. Вы тут издеваетесь последнее время над Планом Полежаева. Почему? А у меня страницы лежат из той же «Омской правды». Там-то и там-то в таком-то году таком-то месяце будет построена больница, школа, жилье. Вот это – дает уверенность в завтрашнем дне. А не общие слова о миллиардах, которые пойдут неизвестно на что, неизвестно куда и вроде и не дадут их уже. Почему деревня, не ведая о ваших планах по поводу своего будущего, от безысходности должна пополнять ряды городских таксистов и проституток?

…Скажу честно, я пытался спорить, объясняя, что не так всё однозначно. Есть крепкие хозяйства, которые уже не нуждаются в информировании о своей перспективности. Но затем вспомнил, как, будучи в командировке по южным районам, зашел в сельскую школу. Парты 60-х годов с откидной панелью, в туалете, вместо унитаза – дырка в полу.

И заткнулся.

Владимир Пирогов

1500