Суть сталкерства в том, чтобы проникнуть на заброшенные промышленные или культурные объекты. Что сталкеры там ищут? Чем рискуют? Какое удовольствие от этого получают? Чтобы понять это, корреспондент «Вашего ОРЕОЛА» совершил вылазку вместе с одним из них.
«Долго ещё идти?», - спрашивает фотограф Юля. Она не подготовилась: на ногах - лодочки вместо кроссовок, и, цепляясь каблуками за шпалы, увязая в глине, она то и дело теряет туфли. Наш проводник Яков бросает через плечо: «Подожди, мы с железной дороги свернём, ты о ней ещё с удовольствием вспоминать будешь». Дальше и правда путь усложняется - камышовый пустырь сменяют заросшие кустами горы бетонных обломков. Яков поясняет, что это, скорее всего, отходы производства - ведь завод, на который мы направляемся, производил железобетонные изделия.
- Ты нас повёл именно на этот объект, потому что мы не «свои», новички? - спрашиваю, рассматривая открывшуюся панораму: заводские корпуса с выбитыми стёклами, водонапорная башня и разрушенная котельная.
- Отчасти да, - не спорит Яков. - Этот заброс относится к разряду общеизвестных, сюда легко попасть, но тем не менее это место очень атмосферное.
- В чём кайф от посещения объектов? - рассуждает сталкер со стажем Денис Латыпов. - Это всё равно, что найти в море новый остров, такое чувство первооткрывателя. Восторг, адреналин, удовлетворение от достигнутого. Некий завод стоял без жизни двадцать лет, про него уже все забыли, а ты нашёл, добрался и проник.
Одним словом, сталкерами движет целая гамма эмоций: любопытство побывать там, где «не положено», адреналин из-за опасений быть пойманным и особое эстетическое чувство: в развалинах заводов, остатках советского быта, в загадочных механизмах они видят свою странную красоту.
Никаких заборов, никакой охраны - мы уже на территории предприятия. В нескольких шагах - открытый зев гигантского наружного транспортёра. Этот «коридор» стоит под углом к самому высокому корпусу - от земли до верхнего этажа. Яков забирается внутрь и шагает вверх. Я едва успеваю следом - идти по наклонной плоскости не слишком удобно, под ногами битые стёкла, по которым скользят ноги. Страшно: здание разрушается много лет, не нужно присматриваться, чтобы заметить, какими хрупкими со временем становятся бетонные перекрытия. «Если под Яковом не провалилось, наверное, выдержит и меня», - успокаиваю себя и наконец добираюсь до самого верха. Коридор транспортёра оканчивается примерно на уровне седьмого этажа жилого дома. Внизу -пропасть здоровенного цеха, вдали - пейзаж городской окраины: виден Иртыш и пустыри. Посмотрев под ноги, поспешно отступаю назад -мы стоим уже не на бетонной плите, а на продолжающем её листе металла, который не кажется хоть сколько-нибудь надёжным.
- Это ещё что! - комментирует Яков. - Здесь была лестница, по которой мы поднимались на крышу: вот там действительно дух захватывало. Но ее спилили охотники за металлоломом.
К «металлоломщикам» сталкеры относятся с объяснимой неприязнью: они вырывают проводку, курочат механизмы в поисках деталей из цветмета, часто срезают в цехе абсолютно всё металлическое, оставляя лишь голые стены. Другой вид вредителей - «игруны», участники ночных развлечений типа «Дозора» и «Энкаунтера», которые оставляют после себя пустые бутылки, битые стекла и граффити.
Спустившись, заходим внутрь цеховой пристройки. Перед нами идущие откуда-то сверху трубы, из которых вытекла и навсегда застыла цементная жижа. Все стены забрызганы бетоном, бетонные сталагмиты видны на лестнице. Поднимаемся на второй этаж. Через провал в стене видна пустая утроба главного корпуса - её громада заполнена лишь косыми лучами солнца да странными звуками: то послышится металлический скрежет, то тонкий стеклянный звон, то ещё что-то неясное и жутковатое.
Яков рассказывает, что на ЗЗАГе (ещё один из сталкерских объектов) можно услышать далёкий плач. Хотя на самом деле эффект порождает ветер и заводская акустика, у сталкеров есть поверье, что это стонет призрак погибшего здесь парня. К сожалению, трагическая история имела место: паренёк не заметил в траве колодец - упал и разбился насмерть. Что сталкерство может быть опасным, Яков не отрицает, приводя в пример собственный опыт. Он дважды проваливался в колодцы, один раз под ним обрушилось перекрытие - парня спасала лишь быстрая реакция.
Осмотревшись и сделав фото, мы устраиваем привал. Яков достаёт из рюкзака термос, мы пьём горячий ароматный чай. Ощущения потрясающие: здесь действительно есть своеобразная красота - этакая гармония разрушения.
Наш короткий пикник на обочине промышленной истории окончен. Следующий корпус - хозяйственный: здесь огромные душевые без единого окна (разглядеть что-то позволяет лишь фонарик да вспышка фотоаппарата), кухня и столовая с окном раздачи. Много мусора - обувь, спецодежда, пустые бутылки, обрывки газет и заводской документации.
Переходим в соседнее здание: там был спортзал, на стене остались баскетбольные щиты, но кольца с них безжалостно сорваны. Дальше по курсу - котельная, она разрушена сильнее всего: кое-где бетонные перекрытия сложились, как колода карт, навалены груды кирпича. Последний корпус, где, по словам Якова, были актовый зал и неплохо сохранившиеся административные помещения, для нас закрыт: его занял какой-то предприимчивый владелец очередной мелкой конторы: рядом стоит машина, слышны голоса. Окна залатаны, на крыше - сайдинг. Это судьба большинства забросов: рано или поздно их либо занимают непонятно чем занимающиеся фирмы, либо уничтожают, чтобы построить жилые массивы и коммерческие объекты. Но сталкеры не переживают: на смену этим придут другие. Ведь богатое наследие советской промышленности, которой когда-то гордилась наша страна, будет медленно разрушаться ещё много лет.
Ореол