Интересного в Омской области не меньше, чем в самом экзотичном зарубежье

Журналист «ОП» с помощью Самигуллы Азеева, жителя татарской деревни Утузы Тевризского района, в конце июня попытался найти в северной омской тайге гигантские муравейники, которые могли бы претендовать на место в Книге рекордов Гиннесса. Время от времени информация об их существовании проскальзывает в разговорах экологов. Но точных координат найти не удалось. Было известно лишь, что поиски следует вести в районе озера Рахтово, которое расположено в огромной болотной котловине.

Заимка

Когда мы с Самигуллой, форсировав на болотоходе километров десять мшистых топей, вышли к Рахтово, то я просто лишился дара речи от неожиданности. На берегу водоема, считающегося неприступным, расположилась заимка, как будто только что переместившаяся в наше время из XIV или XV века. Штаб-квартира рыболовецкой бригады. Дом из порыжевших листвяжных бревен, деревянные садки для рыб, плотина из вбитых в дно водоема бревнышек - она не давала рыбе скатываться в Иртыш.

Озеро Рахтово, четвертый по площади в Омской области пресноводный водоем, связано с Иртышом через речушку Рахтовку. По ней во время весеннего половодья щука и окунь заходят в хорошо прогревающееся озеро на кормежку и икрометание. Щелястую плотину из бревнышек ставят, чтобы крупной рыбе обратный путь преградить, а малькам позволить вместе с водой уходить в Иртыш.

Услышав гул болотохода, из дома вышел высокий мужик. Владимир.

- Наши по домам разъехались, а я вот за сторожа остался, - объяснил он свое одиночество.

Все протекало по законам таежного гостеприимства. Пес Самигуллы Верный, который всю дорогу бежал рядом с болотоходом, сразу отправился общаться с местными собаками, а мы в знак дружбы обменялись продуктами с Владимиром. От нас пошла копченая колбаса, от него - сваренные в собственном соку караси. Как всегда, рыба, приготовленная мужиком в лесу на открытом огне, оказалась в сто крат вкуснее любого блюда из ресторана. И отсутствие салфеток не угнетало.

Здесь за обеденным столом, обитым грубым дерматином, впервые представилась возможность поговорить со своим проводником Самигуллой о жизни. Мы ведь с ним только утром познакомились. Огромное озеро с одной стороны, бескрайнее болото - с другой, дубрава прямо над столом. Негромкие размеренные слова таежника придавали беседе такой умиротворенный характер, что любой медитирующий индиец позавидовал бы.

Триста тысяч из болота

Самигулла, как выяснилось, является местным Кулибиным. Любой механизм по винтикам разбросает и снова соберет. Его страсть - железяки. То машину, у которой оставался один путь - в металлолом, так отреставрирует, что земляки с руками отрывают, то болотоход особой конструкции смастерит. Лежит душа у него к технике. А к дереву - нет. Я вспомнил, что когда подъехал к его дому, то о хозяине подумал не очень лестно. А увидев в ограде четверо «Жигулей», впал в недоумение: не совмещался не шибко ухоженный снаружи дом с обилием личных машин.

- Самые новые «Жигули» я для сына приготовил, - говорит Самигулла. - Он весной в армию ушел. Знакомые меня упрекают, что сына от службы не отмазал. Парень уже женат, супруга ребенка ждет. Отсрочку получить запросто, но я сам отправил его служить. Я о чем подумал? Ну родится у него ребенок, а он сам пока не сильно взрослый. Из армии же мужиком вернется.

А еще Самигулла сокрушался, правда, не очень искренне, по поводу дома:

- Видел мой дом? Ремонтировать надо, а денег не осталось. Свадьба сына, проводы. Все до копейки израсходовал. Да еще снова болотоход делать собрался. Ты, наверное, заметил у меня в ограде серые «Жигули»? Те, что похуже? Специально из-за движка купил. Поставлю на четыре колеса. За клюквой по болоту, как по асфальту, ездить стану.

Про клюкву Самигулла упомянул к месту. Она для многих сибирских татар кормилицей стала. И кормилицей не скупой, если не лениться. Есть спецы, за сезон на 300-400 тысяч рублей ягоды в урожайный год из болота выносят. Некоторые от рвения и гибнут там. Походы за клюквой и кедровой шишкой для многих таежных мужиков - особый вид состязания, подтверждение статуса выдающегося добытчика. Почти соревнуются между собой, кто больше за день из тайги вынесет.

В лес же идут налегке. Бросят в заплечный мешок с полдесятка малосольных огурцов да полбуханки хлеба. Считают: мол, вернусь - дома наемся. Не хотят понимать, что болото забирает много сил. Походи-ка в тяжелых сапогах целый день по мху! А потом ведра три-четыре ягод на себе тащить надо. Работа энергию из сердца высасывает. Вот оно и не выдерживает. Пошатнется мужик, схватится за грудь, охнет - и нет в его теле жизни больше. Несут потом самого из болота. Иной, уже дома, на крылечко присядет, чтоб сапоги снять, - и не подымется больше.

Если бы ягодники, даже из тех, кто привык считать себя абсолютно здоровым, не забывали класть в рюкзак еды побольше да флакончик с нитроглицерином или упаковку валидола, как утром сделал я, собираясь на болото, то многих лесных смертей, думаю, удалось бы избежать.

Есть муравейники, есть

За разговорами и карасями мы почти забыли, зачем на озеро прикатили. Охнув (время-то уходило), Самигулла побежал на лодку мотор навешивать. Просто тут у них все. Мой проводник лишь бросил Владимиру:

- Какую взять? Покажи.

Тот повел его к причалу.

- Вы на Малый остров плывите, - посоветовал Владимир. - На Большой-то мы сами иногда заглядываем, там у нас избушка стоит, никто о муравейниках не рассказывал. Из двух наших островов лишь на Малом посмотреть стоит, туда никто не суется - незачем.

Самигулла кликнул своего пса. Верный привычно улегся посреди посудины. Проводник, знающий озеро как свои пять пальцев, лодку к острову Малому привел по кратчайшей пятикилометровой прямой.

И нам повезло. Высадившись на берег, сразу же увидели несколько огромных муравейников. Издали они напоминали копны сена.

Но радость наша оказалась преждевременной.