Поиск

Олег Тарасов считает, что работу врачей нельзя называть услугой, ведь трудно посчитать, сколько души вкладывает доктор в каждого пациента.

Накануне Дня медицинского работника корреспондент РИА «Омск-информ» встретился с доктором психиатром-наркологом Олегом Тарасовым, который совсем недавно был назначен заместителем главного врача по медицинской части Омского наркологического диспансера.

Даже представить сложно, каково это, найти общий язык с человеком, от которого отвернулись весь мир и зачастую самые близкие люди, который находится на дне пропасти. Еще сложнее представить, каких усилий стоит вытащить его оттуда. С первого слова нашего интервью стало понятно, что у Олега Тарасова это получается – передо мной сидел человек, любящий свою работу, своих пациентов.

– Олег Валерьевич, расскажите о себе?

– Родом я из Кургана. Мой отец был врачом, все его друзья были врачи, соответственно, рос я в среде, где велись медицинские разговоры. Других вариантов, кроме как поступать в медицинский, у меня не было. Вначале хотел быть хирургом, но постепенно понял, что хирургия – это не мое. На пятом курсе заинтересовался психиатрией, стал много читать, изучать и к окончанию шестого курса окончательно определился со специальностью. После медакадемии год отработал в психиатрической больнице, с 2002 года по настоящее время работаю в Омском наркологическом диспансере. Начинал врачом амбулаторной службы – вел прием в наркологическом кабинете, потом работал врачом-ординатором наркологического отделения, затем – заведующим наркологическим отделением. С 1 июня этого года занимаю должность заместителя главного врача по медицинской части.

– Не пожалели, что не пошли в хирургию?

– За все эти годы ни разу не пожалел. Конечно, у нас в диспансере нет высокотехнологичных операций, мы работаем с нарушениями мышления, с психоактивной зависимостью и ее причинами, но это не значит, что нельзя развиваться, открывать для себя новые горизонты. Специальность очень интересная, погружаюсь в нее все глубже и глубже. С опытом появляется больше понимания, как вести пациентов, как им помочь, меняется мое отношение к работе. Очень важно много лет посвятить себя чему-то одному, потому что постоянно двигаешься и развиваешься.

– Почему люди становятся алкоголиками?

– В моем понимании, есть две большие группы пациентов с алкогольной зависимостью: те, у которых зависимость формируется до 30 лет, и те, у кого после 40 лет. У первой группы пациентов чаще всего есть сопутствующая особенность – это эмоционально неустойчивое расстройство личности, которое способствует более быстрому формированию алкоголизма. Людей после 40 лет губит систематическое употребление алкоголя, которое первоначально переходит в психологическую, а потом и в физическую зависимость, то есть формируется развернутое заболевание – алкоголизм.

– Но ведь должен быть какой-то спусковой крючок?

– Все нам достается от родителей – и особенности нашего характера, и обменные процессы, и ферментная система. Во-первых, у человека может быть слабая ферментная система и очень низкая сопротивляемость к алкоголю. Есть такие ферменты - алкоголь-дегидрогеназы, которые расщепляют алкоголь до конечных продуктов и способствуют его выведению из организма. Если этих ферментов небольшое количество, то токсическое воздействие алкоголя на организм более длительно и быстрее формируется алкогольная зависимость. Во-вторых, на формирование зависимости оказывают влияние особенности личности, ее характер. Если человек умеет легко переживать стрессы, быстро адаптируется к окружающей среде, то он не испытывает потребности в алкоголе. Люди, которые не умеют отдыхать и расслабляться в хорошем смысле этого слова, которые не могут выстроить отношения с коллективом, окружающими и близкими, находятся в постоянном стрессе, и у них тоже довольно быстро формируется привязанность к алкоголю.

– А у нас в России принято отдыхать с алкоголем.

– Действительно, у нас почему-то отдых воспринимается как застолье с алкоголем. Но можно прекрасно проводить время на природе, на даче, гулять по парку, общаться с семьей без алкоголя.

– Если люди регулярно употребляют спиртные напитки, они уже зависимые?

– К счастью, зависимость формируется не у всех. Но люди, которые по праздникам и выходным дням прибегают к употреблению алкоголя, находятся в группе риска. Случится какой-то стресс, и может сформироваться заболевание, а на фоне депрессивного расстройства это происходит в считанные месяцы. Ежедневное потребление алкоголя говорит об уже сформированной психологической зависимости. Можно предположить, что у таких людей есть первая стадия заболевания.

– Но зависимые люди, как правило, не осознают того, что зависимы?

– В этом и есть проблема. Если у человека сахарный диабет, он осознает проблему, понимает, что ему надо ставить инсулин. Потому что, если он этого не сделает, у него разовьется диабетическая кома. Наши пациенты понимают, что они больные, только когда у них развивается физическая зависимость. Когда они выходят из запоя, им плохо – учащается сердцебиение, все внутри болит, нарастает тревога, эмоциональная неустойчивость, бессонница. Это состояние называется абстинентный синдром. Но когда мы его купируем, они говорят: «Я же смог не пить 3–5 дней – значит, здоровый». Довольно большой процент людей, зависящих от психоактивных веществ, либо формально соглашаются, что они больны, либо полностью отрицают свою зависимость. Задача нарколога не только снять абстинентный синдром, но и показать пациенту, что у него есть заболевание, замотивировать на решение этой проблемы.

– Но для начала надо, чтобы он обратился к врачу?

– К наркологу обращаются только добровольно. Тех, кто сами поняли, что им нужна помощь специалиста, единицы. Чаще всего обращают внимание на проблему близкие зависимого – родители, жены, дети.

– Раньше и общество было нацелено на борьбу с пьянством.

– Да, было социальное осуждение. Чтобы женщина появилась в состоянии алкогольного опьянения в общественном месте?! Такого не было. На предприятиях были товарищеские суды, злоупотребляющих спиртным брали на поруки, не давали им социально упасть, сохраняли семьи. Алкоголизм – это ведь не только медицинское, но и глубоко социальное заболевание, потому что больной втягивает в омут свое окружение, которое становится созависимым. Болеет один человек, а страдает как минимум целая семья. Сейчас общество, к сожалению, стало более равнодушным.

– Как удается наладить контакт с зависимыми людьми?

– Я с ними откровенен, искренне пытаюсь помочь и разобраться в их проблеме. Пациенты это очень хорошо чувствуют и, как правило, раскрываются. Конечно, я двумя руками за стандарты по оказанию помощи, они обязательно должны быть, но никто же нам не запрещает душу вкладывать. И потом, наркологи не одни работают, нам помогают медицинские психологи, медицинские сестры, которые прошли специальное обучение по психиатрии и наркологии.

– Результаты радуют?

– Говорю откровенно – стараемся помочь всем, но не всегда это удается. Люди к нам попадают по разным причинам. Кому-то, например, на работе ставят условие – обязательно пройти лечение. Пациент лечится, но зависимость отрицает, от этого очень трудно поддается психокоррекции. И у таких людей бывают хорошие результаты, но чаще всего они выполняют те условия, которые перед ними поставили и которых они не могут избежать, и ждут удобного момента, чтобы опять начать употреблять алкоголь. Я бы сказал, что любая зависимость либо злокачественно течет, либо доброкачественно. Некоторые, как Портос: дерусь, потому что дерусь; пью, потому что пью. С такими очень сложно работать. А есть люди, которые действительно приходят за помощью, которые страдают от этого заболевания и не знают, как с ним справиться. В таких случаях наша работа более эффективна. Если после лечения человек год не употребляет алкоголь или наркотики, это уже результат.

– Нужно же, чтобы и родственники его поддерживали?

– Конечно, потому что созависимость мешает лечению заболевания, родные начинают оправдывать больного: «Он бы не пил, но такая тяжелая жизнь…». Надо и до них донести, что алкоголизм – это заболевание, объяснить, как относиться к человеку, у которого сформировалась зависимость, как себя перестроить. Когда комплексно работаем над этим, есть результат.

– Среди зависимых много молодых людей?

– За последние 10–15 лет соотношение людей с алкогольной зависимостью молодого и более старшего возраста никак не меняется. Не могу сказать, что алкоголизм молодеет. Чего нельзя сказать о наркотиках, здесь, конечно, преобладает раннее начало употребления. С наркотиками вообще все гораздо сложнее, там зависимость может сформироваться после первого употребления, которое происходит случайно, из любопытства, за компанию. Алкоголизм вдруг не формируется. Человек закладывает себе фундамент на протяжении длительного времени, систематически употребляя алкоголь.  Через 5–10–15 лет организм перестраивает свою работу и формирует зависимость. Основная масса людей, состоящих на наркологическом учете с алкогольной зависимостью, – от 40 до 50 лет.

– Каковы методики лечения зависимых?

– Согласно стандартам, мы назначаем медикаментозное и психотерапевтическое лечение. Но наших пациентов нельзя загнать в жесткие рамки, поэтому к каждому применяем индивидуальный подход. Вообще наше лечение строится на трех главных основах: комплексно, индивидуально и длительно. То есть лечение не заканчивается на этапе стационара, пациент переходит в амбулаторную службу, где врач-нарколог или медицинский психолог его длительное время наблюдают, проводят психотерапевтическую и медикаментозную коррекцию.

В кино часто показывают, как пьющий человек «зашил торпеду» и бросил пить.

– Нас в детстве приучили верить в чудеса, но их не бывает. Да, есть медикаменты пролонгированного действия, которые выполняют барьерную функцию – не дают человеку употреблять алкоголь, и если он это делает, то испытывает крайне неприятные ощущения. Но я не сторонник этих методов, потому что алкоголь становится запретным плодом. Действие препарата заканчивается, и, если никакая другая работа с пациентом не проводилась, вероятность рецидива очень высока. Есть и такие истории, когда человек пил 20 лет, а потом проснулся и сказал: «Все, больше не буду!» Да, такое бывает, но процент таких людей ничтожно мал. Как правило, чтобы справиться с заболеванием, нужно пройти тяжелый и длительный путь.

– Почему пить вредно?

– Алкоголь в прямом смысле – это токсин, яд. Даже в небольшом количестве. Я не могу согласиться со Всемирной организацией здравоохранения, что есть безвредная норма алкоголя, и имею на это право. Любое количество алкоголя оказывает токсический эффект на организм, в первую очередь на нервную систему, на кору головного мозга, разрушает межнейронные связи, ухудшается интеллект, снижается память. Со временем происходит деградация личности. Наши пациенты со второй и третьей стадией алкогольной зависимости очень похожи на детей, у них своеобразный алкогольный юмор и мышление.  Начинаешь с ними разговаривать на алкогольные темы, они оживают, у них загораются глаза. Для них становится актуальным в этой жизни только алкоголь, все остальное теряет всякий смысл. Для меня это самое страшное, когда человек сам себя доводит до такого состояния. При употреблении алкоголя страдает не только эмоциональная сфера, происходит токсическое воздействие на печень, на поджелудочную железу и другие органы. Процент людей с токсическими гепатитами, панкреатитами, панкреонекрозами, инсультами и инфарктами среди людей, у которых есть алкогольная зависимость, намного выше, чем у людей, которые ведут относительно здоровый образ жизни. Потребление алкоголя и табака значительно сокращает качество и продолжительность жизни.

– Все врачи говорят о здоровом образе жизни, но почему-то врачам принято дарить коньяк?

– Действительно, такая традиция существует много десятилетий. Откуда ее корни, не могу объяснить, может быть, когда-то коньяк был дефицитом. Конечно, это неправильно. Мне лично приятно слышать от пациентов простые слова благодарности, кстати, в последнее время их стало больше.

– Какой путь борьбы с зависимостями считаете наиболее действенным?

– Наиболее эффективна профилактика зависимостей с самого раннего детства. Нужно воспитывать детей своим примером. Невозможно говорить ребенку, что курение – это яд, и в то же время покупать сигареты и курить. Если употребление алкоголя – быт родителей, то ребенок это воспринимает как норму жизни. Я не говорю, что правильное воспитание гарантированно избавит от проблем, но шансы ребенка провести полноценную здоровую жизнь во многом возрастают. Микроклимат в семье – это самое важное.

– Как вам кажется, почему к медицинской помощи стали относиться как к услуге?

– За время моей работы никто ко мне не пришел и не сказал: «Окажите мне медицинскую услугу». Все приходят за помощью. Термин «медицинская услуга» больше экономический, потому что можно посчитать, сколько времени врач тратит на больного, сколько препаратов списывается, сколько тепла и электричества затрачивается. Но невозможно посчитать, сколько души вкладывает доктор. Называть нашу работу услугой в корне неправильно, потому что большинство врачей пришли в медицину, чтобы помогать людям. Многие из нас жертвуют своим личным временем и семьей, проводя все свое время на работе.

– Чего не хватает омской медицине?

– Давайте начнем с того, что у нас есть. Благодаря Омскому медицинскому университету у нас очень много профессиональных специалистов, причем во всех областях. В омских больницах хорошая материальная база, оснащенность оборудованием и медикаментозное обеспечение. Небо и земля по сравнению с тем, что было 20 лет назад. А вот определенный кадровый голод есть, но это не только в Омске, в целом по России.

– Начмед – второй человек в больнице после главного врача. Как восприняли это назначение?

– Сейчас я чувствую себя отчасти студентом. Каждый день читаю столько, сколько читал в студенческие годы во время сессии. Хорошо, что это мой родной коллектив, в котором я проработал 20 лет, хорошо, что я всю стационарную работу знаю, но тем не менее пока мне нужно немного времени, чтобы во всем разобраться.

– Продолжаете работать с пациентами?

– Как раз сейчас нахожусь на дежурстве в стационаре и пока не планирую от этого отказываться. Мне нравится работать с пациентами.

– Чем занимаетесь в свободное от работы время?

– Все время, которое остается, полностью посвящаю семье – жене и двум дочерям. Отпуск любим проводить в автопутешествии, в прошлом году ездили в Санкт-Петербург, там сейчас учится старшая дочь.

– На врача?

- Нет, дети не захотели идти по моим стопам. Старшая будет педагогом, младшая планирует связать жизнь со спортом.

– О чем мечтаете?

– Работать достойно в новой должности, чтобы мне не было стыдно за свою работу и чтобы люди, которые поверили в меня, не разочаровались. В личной жизни, как все обычные люди, мечтаю, чтобы все у моих близких было хорошо.

– Накануне Дня медицинского работника пожелаете что-то коллегам?

– Желаю верить в себя и в свой выбор, никогда не опускать руки и добиваться поставленных целей, ну и, конечно, здоровья.

20 июня – День медицинского работника.

 Наталья Чебакова.

1899

Олег Тарасов считает, что работу врачей нельзя называть услугой, ведь трудно посчитать, сколько души вкладывает доктор в каждого пациента.

Накануне Дня медицинского работника корреспондент РИА «Омск-информ» встретился с доктором психиатром-наркологом Олегом Тарасовым, который совсем недавно был назначен заместителем главного врача по медицинской части Омского наркологического диспансера.

Даже представить сложно, каково это, найти общий язык с человеком, от которого отвернулись весь мир и зачастую самые близкие люди, который находится на дне пропасти. Еще сложнее представить, каких усилий стоит вытащить его оттуда. С первого слова нашего интервью стало понятно, что у Олега Тарасова это получается – передо мной сидел человек, любящий свою работу, своих пациентов.

– Олег Валерьевич, расскажите о себе?

– Родом я из Кургана. Мой отец был врачом, все его друзья были врачи, соответственно, рос я в среде, где велись медицинские разговоры. Других вариантов, кроме как поступать в медицинский, у меня не было. Вначале хотел быть хирургом, но постепенно понял, что хирургия – это не мое. На пятом курсе заинтересовался психиатрией, стал много читать, изучать и к окончанию шестого курса окончательно определился со специальностью. После медакадемии год отработал в психиатрической больнице, с 2002 года по настоящее время работаю в Омском наркологическом диспансере. Начинал врачом амбулаторной службы – вел прием в наркологическом кабинете, потом работал врачом-ординатором наркологического отделения, затем – заведующим наркологическим отделением. С 1 июня этого года занимаю должность заместителя главного врача по медицинской части.

– Не пожалели, что не пошли в хирургию?

– За все эти годы ни разу не пожалел. Конечно, у нас в диспансере нет высокотехнологичных операций, мы работаем с нарушениями мышления, с психоактивной зависимостью и ее причинами, но это не значит, что нельзя развиваться, открывать для себя новые горизонты. Специальность очень интересная, погружаюсь в нее все глубже и глубже. С опытом появляется больше понимания, как вести пациентов, как им помочь, меняется мое отношение к работе. Очень важно много лет посвятить себя чему-то одному, потому что постоянно двигаешься и развиваешься.

– Почему люди становятся алкоголиками?

– В моем понимании, есть две большие группы пациентов с алкогольной зависимостью: те, у которых зависимость формируется до 30 лет, и те, у кого после 40 лет. У первой группы пациентов чаще всего есть сопутствующая особенность – это эмоционально неустойчивое расстройство личности, которое способствует более быстрому формированию алкоголизма. Людей после 40 лет губит систематическое употребление алкоголя, которое первоначально переходит в психологическую, а потом и в физическую зависимость, то есть формируется развернутое заболевание – алкоголизм.

– Но ведь должен быть какой-то спусковой крючок?

– Все нам достается от родителей – и особенности нашего характера, и обменные процессы, и ферментная система. Во-первых, у человека может быть слабая ферментная система и очень низкая сопротивляемость к алкоголю. Есть такие ферменты - алкоголь-дегидрогеназы, которые расщепляют алкоголь до конечных продуктов и способствуют его выведению из организма. Если этих ферментов небольшое количество, то токсическое воздействие алкоголя на организм более длительно и быстрее формируется алкогольная зависимость. Во-вторых, на формирование зависимости оказывают влияние особенности личности, ее характер. Если человек умеет легко переживать стрессы, быстро адаптируется к окружающей среде, то он не испытывает потребности в алкоголе. Люди, которые не умеют отдыхать и расслабляться в хорошем смысле этого слова, которые не могут выстроить отношения с коллективом, окружающими и близкими, находятся в постоянном стрессе, и у них тоже довольно быстро формируется привязанность к алкоголю.

– А у нас в России принято отдыхать с алкоголем.

– Действительно, у нас почему-то отдых воспринимается как застолье с алкоголем. Но можно прекрасно проводить время на природе, на даче, гулять по парку, общаться с семьей без алкоголя.

– Если люди регулярно употребляют спиртные напитки, они уже зависимые?

– К счастью, зависимость формируется не у всех. Но люди, которые по праздникам и выходным дням прибегают к употреблению алкоголя, находятся в группе риска. Случится какой-то стресс, и может сформироваться заболевание, а на фоне депрессивного расстройства это происходит в считанные месяцы. Ежедневное потребление алкоголя говорит об уже сформированной психологической зависимости. Можно предположить, что у таких людей есть первая стадия заболевания.

– Но зависимые люди, как правило, не осознают того, что зависимы?

– В этом и есть проблема. Если у человека сахарный диабет, он осознает проблему, понимает, что ему надо ставить инсулин. Потому что, если он этого не сделает, у него разовьется диабетическая кома. Наши пациенты понимают, что они больные, только когда у них развивается физическая зависимость. Когда они выходят из запоя, им плохо – учащается сердцебиение, все внутри болит, нарастает тревога, эмоциональная неустойчивость, бессонница. Это состояние называется абстинентный синдром. Но когда мы его купируем, они говорят: «Я же смог не пить 3–5 дней – значит, здоровый». Довольно большой процент людей, зависящих от психоактивных веществ, либо формально соглашаются, что они больны, либо полностью отрицают свою зависимость. Задача нарколога не только снять абстинентный синдром, но и показать пациенту, что у него есть заболевание, замотивировать на решение этой проблемы.

– Но для начала надо, чтобы он обратился к врачу?

– К наркологу обращаются только добровольно. Тех, кто сами поняли, что им нужна помощь специалиста, единицы. Чаще всего обращают внимание на проблему близкие зависимого – родители, жены, дети.

– Раньше и общество было нацелено на борьбу с пьянством.

– Да, было социальное осуждение. Чтобы женщина появилась в состоянии алкогольного опьянения в общественном месте?! Такого не было. На предприятиях были товарищеские суды, злоупотребляющих спиртным брали на поруки, не давали им социально упасть, сохраняли семьи. Алкоголизм – это ведь не только медицинское, но и глубоко социальное заболевание, потому что больной втягивает в омут свое окружение, которое становится созависимым. Болеет один человек, а страдает как минимум целая семья. Сейчас общество, к сожалению, стало более равнодушным.

– Как удается наладить контакт с зависимыми людьми?

– Я с ними откровенен, искренне пытаюсь помочь и разобраться в их проблеме. Пациенты это очень хорошо чувствуют и, как правило, раскрываются. Конечно, я двумя руками за стандарты по оказанию помощи, они обязательно должны быть, но никто же нам не запрещает душу вкладывать. И потом, наркологи не одни работают, нам помогают медицинские психологи, медицинские сестры, которые прошли специальное обучение по психиатрии и наркологии.

– Результаты радуют?

– Говорю откровенно – стараемся помочь всем, но не всегда это удается. Люди к нам попадают по разным причинам. Кому-то, например, на работе ставят условие – обязательно пройти лечение. Пациент лечится, но зависимость отрицает, от этого очень трудно поддается психокоррекции. И у таких людей бывают хорошие результаты, но чаще всего они выполняют те условия, которые перед ними поставили и которых они не могут избежать, и ждут удобного момента, чтобы опять начать употреблять алкоголь. Я бы сказал, что любая зависимость либо злокачественно течет, либо доброкачественно. Некоторые, как Портос: дерусь, потому что дерусь; пью, потому что пью. С такими очень сложно работать. А есть люди, которые действительно приходят за помощью, которые страдают от этого заболевания и не знают, как с ним справиться. В таких случаях наша работа более эффективна. Если после лечения человек год не употребляет алкоголь или наркотики, это уже результат.

– Нужно же, чтобы и родственники его поддерживали?

– Конечно, потому что созависимость мешает лечению заболевания, родные начинают оправдывать больного: «Он бы не пил, но такая тяжелая жизнь…». Надо и до них донести, что алкоголизм – это заболевание, объяснить, как относиться к человеку, у которого сформировалась зависимость, как себя перестроить. Когда комплексно работаем над этим, есть результат.

– Среди зависимых много молодых людей?

– За последние 10–15 лет соотношение людей с алкогольной зависимостью молодого и более старшего возраста никак не меняется. Не могу сказать, что алкоголизм молодеет. Чего нельзя сказать о наркотиках, здесь, конечно, преобладает раннее начало употребления. С наркотиками вообще все гораздо сложнее, там зависимость может сформироваться после первого употребления, которое происходит случайно, из любопытства, за компанию. Алкоголизм вдруг не формируется. Человек закладывает себе фундамент на протяжении длительного времени, систематически употребляя алкоголь.  Через 5–10–15 лет организм перестраивает свою работу и формирует зависимость. Основная масса людей, состоящих на наркологическом учете с алкогольной зависимостью, – от 40 до 50 лет.

– Каковы методики лечения зависимых?

– Согласно стандартам, мы назначаем медикаментозное и психотерапевтическое лечение. Но наших пациентов нельзя загнать в жесткие рамки, поэтому к каждому применяем индивидуальный подход. Вообще наше лечение строится на трех главных основах: комплексно, индивидуально и длительно. То есть лечение не заканчивается на этапе стационара, пациент переходит в амбулаторную службу, где врач-нарколог или медицинский психолог его длительное время наблюдают, проводят психотерапевтическую и медикаментозную коррекцию.

В кино часто показывают, как пьющий человек «зашил торпеду» и бросил пить.

– Нас в детстве приучили верить в чудеса, но их не бывает. Да, есть медикаменты пролонгированного действия, которые выполняют барьерную функцию – не дают человеку употреблять алкоголь, и если он это делает, то испытывает крайне неприятные ощущения. Но я не сторонник этих методов, потому что алкоголь становится запретным плодом. Действие препарата заканчивается, и, если никакая другая работа с пациентом не проводилась, вероятность рецидива очень высока. Есть и такие истории, когда человек пил 20 лет, а потом проснулся и сказал: «Все, больше не буду!» Да, такое бывает, но процент таких людей ничтожно мал. Как правило, чтобы справиться с заболеванием, нужно пройти тяжелый и длительный путь.

– Почему пить вредно?

– Алкоголь в прямом смысле – это токсин, яд. Даже в небольшом количестве. Я не могу согласиться со Всемирной организацией здравоохранения, что есть безвредная норма алкоголя, и имею на это право. Любое количество алкоголя оказывает токсический эффект на организм, в первую очередь на нервную систему, на кору головного мозга, разрушает межнейронные связи, ухудшается интеллект, снижается память. Со временем происходит деградация личности. Наши пациенты со второй и третьей стадией алкогольной зависимости очень похожи на детей, у них своеобразный алкогольный юмор и мышление.  Начинаешь с ними разговаривать на алкогольные темы, они оживают, у них загораются глаза. Для них становится актуальным в этой жизни только алкоголь, все остальное теряет всякий смысл. Для меня это самое страшное, когда человек сам себя доводит до такого состояния. При употреблении алкоголя страдает не только эмоциональная сфера, происходит токсическое воздействие на печень, на поджелудочную железу и другие органы. Процент людей с токсическими гепатитами, панкреатитами, панкреонекрозами, инсультами и инфарктами среди людей, у которых есть алкогольная зависимость, намного выше, чем у людей, которые ведут относительно здоровый образ жизни. Потребление алкоголя и табака значительно сокращает качество и продолжительность жизни.

– Все врачи говорят о здоровом образе жизни, но почему-то врачам принято дарить коньяк?

– Действительно, такая традиция существует много десятилетий. Откуда ее корни, не могу объяснить, может быть, когда-то коньяк был дефицитом. Конечно, это неправильно. Мне лично приятно слышать от пациентов простые слова благодарности, кстати, в последнее время их стало больше.

– Какой путь борьбы с зависимостями считаете наиболее действенным?

– Наиболее эффективна профилактика зависимостей с самого раннего детства. Нужно воспитывать детей своим примером. Невозможно говорить ребенку, что курение – это яд, и в то же время покупать сигареты и курить. Если употребление алкоголя – быт родителей, то ребенок это воспринимает как норму жизни. Я не говорю, что правильное воспитание гарантированно избавит от проблем, но шансы ребенка провести полноценную здоровую жизнь во многом возрастают. Микроклимат в семье – это самое важное.

– Как вам кажется, почему к медицинской помощи стали относиться как к услуге?

– За время моей работы никто ко мне не пришел и не сказал: «Окажите мне медицинскую услугу». Все приходят за помощью. Термин «медицинская услуга» больше экономический, потому что можно посчитать, сколько времени врач тратит на больного, сколько препаратов списывается, сколько тепла и электричества затрачивается. Но невозможно посчитать, сколько души вкладывает доктор. Называть нашу работу услугой в корне неправильно, потому что большинство врачей пришли в медицину, чтобы помогать людям. Многие из нас жертвуют своим личным временем и семьей, проводя все свое время на работе.

– Чего не хватает омской медицине?

– Давайте начнем с того, что у нас есть. Благодаря Омскому медицинскому университету у нас очень много профессиональных специалистов, причем во всех областях. В омских больницах хорошая материальная база, оснащенность оборудованием и медикаментозное обеспечение. Небо и земля по сравнению с тем, что было 20 лет назад. А вот определенный кадровый голод есть, но это не только в Омске, в целом по России.

– Начмед – второй человек в больнице после главного врача. Как восприняли это назначение?

– Сейчас я чувствую себя отчасти студентом. Каждый день читаю столько, сколько читал в студенческие годы во время сессии. Хорошо, что это мой родной коллектив, в котором я проработал 20 лет, хорошо, что я всю стационарную работу знаю, но тем не менее пока мне нужно немного времени, чтобы во всем разобраться.

– Продолжаете работать с пациентами?

– Как раз сейчас нахожусь на дежурстве в стационаре и пока не планирую от этого отказываться. Мне нравится работать с пациентами.

– Чем занимаетесь в свободное от работы время?

– Все время, которое остается, полностью посвящаю семье – жене и двум дочерям. Отпуск любим проводить в автопутешествии, в прошлом году ездили в Санкт-Петербург, там сейчас учится старшая дочь.

– На врача?

- Нет, дети не захотели идти по моим стопам. Старшая будет педагогом, младшая планирует связать жизнь со спортом.

– О чем мечтаете?

– Работать достойно в новой должности, чтобы мне не было стыдно за свою работу и чтобы люди, которые поверили в меня, не разочаровались. В личной жизни, как все обычные люди, мечтаю, чтобы все у моих близких было хорошо.

– Накануне Дня медицинского работника пожелаете что-то коллегам?

– Желаю верить в себя и в свой выбор, никогда не опускать руки и добиваться поставленных целей, ну и, конечно, здоровья.

20 июня – День медицинского работника.

 Наталья Чебакова.

1899