Поиск

Омич, пробившийся на «Прямую линию с Владимиром Путиным», оказался родным братом сотрудника «Омсктехуглерода». Глава компании не удивлен.

Несмотря на то что на дворе уже практически середина лета, самой обсуждаемой темой в регионе по-прежнему остается «мусорная» реформа. Три недели назад на «Прямую линию с Владимиром Путиным» удалось пробиться жителю Омска Роману Дмитриеву, который прямо спросил у президента: почему тарифы на мусор выросли в разы, а услуга осталась той же.

Реакция главы государства оказалась молниеносной. Он потребовал от ФАС России разобраться с «мусорными» тарифами в Омской области. И вот уже глава антимонопольной службы Игорь Артемьев заявляет, что тариф будет снижен практически в два раза. Скорректированные расценки омичи узнают, скорее всего, на этой неделе.

Почему ситуация сдвинулась с мертвой точки лишь после вмешательства со стороны президента и способны ли омские власти решать проблемы омичей, мы говорим с председателем совета директоров ООО «Омсктехуглерод» Валерием Каплунатом.  

– Валерий Николаевич, неожиданно выяснилось, что Роман Дмитриев, которому удалось дозвониться до президента в ходе недавней «Прямой линии» и задать вопрос по поводу взлетевших тарифов на вывоз мусора, оказался родным братом главного инженера «Омсктехуглерода». Вы знали об этом?

– Узнал постфактум, причем из источников, никак с заводом не связанных. Хотя не сомневаюсь в появлении конспирологических версий о чуть ли не спланированной акции, о желании кого-то подставить и т. д. Опровергать подобные вещи бессмысленно, единственное, что хотел бы заметить по данному поводу: мы никогда не занимались подковерными интригами. И свою позицию всегда совершенно открыто высказываем в публичном пространстве. В том числе по вопросам, касающимся оценки действий представителей региональной власти.

Да и кто, спрашивается, мог повлиять на организаторов «Прямой линии», осуществлявших отбор наиболее актуальных звонков президенту? Совершенно очевидно, что ситуация с реформированием сферы обращения с бытовыми отходами вызывает у главы государства крайнюю озабоченность. Конечно же, администрация президента постоянно осуществляет мониторинг положения дел на местах, и то, что из 85 субъектов Федерации было выбрано обращение жителя Омска, свидетельствует лишь о том, что аномалия в нашем регионе приобрела наиболее вопиющий характер.

Ведь тарифы на вывоз мусора для населения подскочили в несколько раз, а наполнение самой услуги осталось прежним. Налицо откровенное нарушение прав граждан, из карманов которых попытались изъять деньги. Сказать по правде, я не понимаю, сколько раз можно наступать на одни и те же грабли. В последнее время в стране фактически уже сформировалась практика привлечения к ответственности за злоупотребления с тарифами, ибо манипуляции ими затрагивают всех, провоцируют рост социального напряжения, бьют по авторитету власти. В данном конкретном случае возмущение действительно приобрело массовый характер. Люди включают здравый смысл и недоумевают: почему их заставляют платить в несколько раз больше за не изменившуюся услугу?

– Вообще-то, законодатель возложил на региональных операторов очень широкий круг задач, выполнение которых связано с серьезными затратами…

– Все верно, но разве так выглядит нормальный инвестиционный подход? Задача местной власти заключалась в том, чтобы на конкурентной основе привлечь оператора, располагающего реальными возможностями, который зашел бы сюда и сразу начал создавать системную инфраструктуру, позволяющую эффективно решать «мусорную» проблему. Конечно, потребовалось бы создать механизм возврата инвестиций, но нельзя же ставить телегу впереди лошади.

Тем не менее в Омск зашла фирма с непонятным инвестиционным потенциалом, по сути дела, кот в мешке. А чтобы компенсировать отсутствие потенциала, этой фирме сначала нужно было ресурсы тупо накопить. Естественно, за счет населения. Потому и тарифы взлетели. Очевидно, была надежда, что людей можно обмануть: дескать, гражданам нужно осознавать, что когда-нибудь что-нибудь привлеченному оператору необходимо будет построить. Тогда как он сразу должен был развернуть полноценную работу по созданию инфраструктуры.

Судя по всему, и проблемы с лицензией у этой фирмы возникли из-за того, что она не смогла подтвердить свой инвестиционный потенциал, которого просто нет. В регион пришли не инвесторы, а пользователи, ориентированные на снятие пенок. Между тем позиция федерального центра здесь совершенно четкая: реформа не должна превращаться в Клондайк для непонятных структур.

А что касается заявлений губернатора Александра Буркова насчет того, что он сам недоволен деятельностью регионального оператора, выглядят они несколько странно. Потому что решение о его привлечении принимал именно он. Причем мотивы, механизм принятия этого решения, обстоятельства, повлиявшие на выбор, причины, не позволившие создать в данной сфере конкурентную среду, широкой общественности не известны. Но в любом случае это зона личной ответственности главы региона, которую он ни на кого переложить не может.

И тот факт, что единственным выходом из сложившейся ситуации люди видят обращение к президенту, конечно же, характеризует уровень их доверия к местной власти. Дозвонился до Путина Роман Дмитриев, кстати, рядовой омич, по профессии водитель автобуса. Но фамилия и профессия в данном случае значения не имеет. Хорошо, что организаторы прямой линии приняли обращение из Омска, и я, безусловно, поддерживаю гражданскую позицию его автора. Во всяком случае, вмешательство президента позволило прекратить тарифный беспредел, и появилась надежда, что реформирование жизненно важной для мегаполиса сферы все-таки пойдет по нормальному руслу. А еще точно могу сказать, что я не удивился, узнав, что к Путину обратился человек, оказавшийся родственником работника «Омсктехуглерода». В этом есть определенная закономерность.

– И в чем она выражается?

– Беспрецедентная информационная атака, которая на протяжении полутора лет велась против нашего завода, тоже вызвала серьезный общественный резонанс. И, конечно же, она активно обсуждалась, в том числе и на уровне личных отношений. Люди же видели, чем закончились все обращения трудового коллектива предприятия за поддержкой к губернатору. Ничем. Естественно, они сделали вывод: реально добиться чего-то можно только с помощью Москвы, обращаться к региональной власти бесполезно. Как по поводу оголтелой дискредитации передового промышленного проекта, так и по поводу тарифов на утилизацию мусора или любой другой общественно значимой проблемы.

Это отчетливая тенденция, можно сказать, управленческий почерк главы региона Александра Буркова: уходить от разрешения сложных конфликтов. Ну а как, например, можно иначе воспринимать попытку губернатора представить обращения коллектива «Омсктехуглерода» таким образом, будто мы якобы хотим использовать региональную власть в качестве инструмента давления на суды и СМИ.

Разумеется, предприятие не нуждается в подобного рода поддержке – мы работаем исключительно в правовом поле. Коллектив всего-навсего ждал, что губернатор даст оценку сложившейся ситуации, обозначит свою позицию. Увы, не дождался. А реальную поддержку трудовой коллектив получил от администрации президента, в которую было направлено обращение, принятое по поводу этой ситуации на состоявшемся заводском митинге. То есть людям опять-таки пришлось рассчитывать на реакцию федерального центра, что, конечно же, ненормально, ибо Москва не может и не должна управлять всеми процессами на местах.

И это именно закономерность, прямое следствие управленческой модели, построенной Александром Бурковым за последние полтора года. Ее, так сказать, технические характеристики, изъяны и пороки сегодня проявились вполне отчетливо.

– Можете назвать эти изъяны и пороки?

– Главная проблема, на мой взгляд, заключается в том, что исполнительная власть у нас в регионе не является доминирующей. Все-таки основным фактором, способным трансформировать ее позиции в оценке кадров, событий, правовых основ, является другая сила, которую условно так и можно назвать – силовики. То есть некие влиятельные представители спецслужб. Это не обязательно сотрудники ФСБ – некое законспирированное сообщество может возглавлять представитель любой другой правоохранительной структуры.

Я даже не буду называть такое сообщество преступным. Просто в силу определенных полномочий, предоставленных государством, эти люди способны реально взять под контроль действия гражданской администрации. И там, где подобные вещи происходят, сразу начинаются откровенные провалы. И в экономике, и в политике. Естественно, растет и социальная напряженность.

Почему? Да потому что силовик действует так, как он всегда жил и работал, как научен. Ничего другого он не знает. И любую ситуацию рассматривает в рамках так называемого треугольника распределения ролей. Это начальник, то есть сам силовик. Это агент, который послушно выполняет специфические задания. И это преступник, которого нужно разоблачить и покарать. Соответственно, преступник совершает преступления, агент помогает его ловить, а человек в погонах занимается организацией процесса.

И это правильно. Такая модель существует в любом обществе – для борьбы с криминальными явлениями. Но для управления экономикой, политикой региона она сразу становится вредной и даже порочной. Хотя бы уже потому, что если у силовика появляются некие корыстные мотивы, то перед ним сразу же открывается безбрежное море возможностей для коррупционных злоупотреблений. За примерами далеко ходить не надо. Только в квартирах двух известных полковников были обнаружены десятки миллиардов рублей.

Руководители регионов, попадающие под влияние таких правоохранителей, как правило, плохо кончают. Вспомним хотя бы фамилию Гайзера, которого уже можно назвать преступником – приговор вступил в законную силу. А ведь у него наверняка была уверенность, что ему ничего не грозит, потому что он соблюдал правила и щедро делился с кем надо. Вот только имена тех, с кем он делился, широкой публике остались неизвестны, а Гайзер сидит.

– Полагаете, есть угроза, что процессы в нашей области могут зайти столь же далеко?

– Я как раз очень не хотел бы, чтобы Александр Бурков пошел по такому пути. Однако должен заметить, что беспрецедентная атака на «Омсктехуглерод» была реализована именно по мафиозной модели. Ее общественная опасность как раз и заключается в том, что дирижировал процессом силовик, а соучастником, соисполнителем, неважно, вольным или невольным, стала региональная власть. И судебная система, которая фактически узаконила, дала отмашку на беспрепятственное распространение фейковой информации.

И если бы не жесткая публичная позиция коллектива, направившего обращение в администрацию президента, и полученный из Москвы поддерживающий нас ответ, я не знаю, как бы разворачивалась ситуация. Во всяком случае, организаторы информационной атаки четко и откровенно продекларировали: мы обеспечим вам невыносимую жизнь, и вы ничего с этим поделать не сможете.

Давайте вспомним, что предыдущий губернатор Виктор Назаров фактически был отстранен президентом от должности именно потому, что ему не удалось создать систему сдержек и противовесов криминальным конструкциям влиятельных силовиков. Не хочу бросать камни в его огород, очевидно, Виктору Ивановичу просто не хватило опыта и квалификации для решения сложных задач.

Но парадокс заключается в том, что сегодня мы не видим принципиальных отличий управленческой модели, созданной Александром Бурковым, от модели, которая утопила Виктора Назарова. Пожалуй, главное отличие заключается в том, что новый губернатор более осторожен.

Но в ситуации с «Омсктехуглеродом», на мой взгляд, Александр Леонидович совершил очень серьезную ошибку. По сути, он превратил возникшую проблему в гнойник, хроническое заболевание. Если бы глава региона среагировал, когда коллектив обратился к нему за поддержкой, он мгновенно пресек бы негативные процессы. Но он от них уклонился. Вероятно, по убедительной просьбе организаторов атаки на завод. И тем самым заложил основу хронически длящегося конфликта, который разрушает систему управления и препятствует реализации эффективной экономической политики на территории области. Ведь именно наш проект, наша модель является для нее реальной точкой роста. Кстати, эта модель на голову выше противостоящей нам криминальной модели с организационной точки зрения.

А что касается самого конфликта, то арбитром в нем, говорю это с сожалением, уже выступает федеральный центр, а не региональная власть.

 – В своих публичных выступлениях вы не раз заявляли, что единственной целью развернутой против предприятия информационной войны является принуждение к выплате криминальной ренты. На чем основана эта точка зрения?

– Ну, а какие другие цели могут преследовать фейковые атаки? Критикой они не являются, никаких реальных нарушений не вскрывают, как-то конструктивно реагировать на них невозможно. Очевидно, что решается одна задача: нанести репутации компании максимальный ущерб. Жертва должна осознать, что ей не дадут нормально работать, пока она не начнет платить.

Причем у нас есть основания полагать, что партия против завода разыгрывается на очень серьезном профессиональном уровне. Ее участники тесно связаны между собой, создана соответствующая инфраструктурная матрица, процесс системно координируется, и, судя по арсеналу методов воздействия, за ниточки как раз и дергают люди, близкие к правоохранительным органам.

– Тем не менее вы никогда не приводили конкретных фактов вымогательства. Значит, реальных поползновений не было?

– Да, до прямого вымогательства дело не дошло, но ведь нужно понимать, что любая мафиозная система характеризуется четким разделением функций и полномочий. Условно говоря, есть некий упитанный баран, которого решено остричь. Один участник этого процесса барана дразнит, другой гонит, третий дает бедному животному советы, куда бежать, ну, а четвертый уже непосредственно стрижет. Причем каждое взятое по отдельности действие преступлением не является, а в совокупности они складываются в закольцованную криминальную модель.

В атаках на «Омсктехуглерод» ключевым звеном стал информационный экологический террор. Ну просто потому, что другие методы давления сегодня просто опасны и связаны с серьезными рисками для самих атакующих. Однако в любом случае криминальная модель не работает без гласной или негласной поддержки исполнительной власти. Вот в чем проблема.

В принципе, выбор у Александра Буркова был невелик. Он мог либо публично осудить агрессоров, либо солидаризоваться с ними и признать, что «Омсктехуглерод» действительно является главным загрязнителем атмосферы Омска, настоящим экологическим проклятием мегаполиса. Пусть даже вопреки здравому смыслу, ибо предприятие неукоснительно соблюдает все нормы природоохранного законодательства. Однако не было сделано ни того, ни другого.

Тем не менее, повторю еще раз, это вовсе не значит, что областная власть не стала участником процесса. Наоборот, она сыграла в нем чрезвычайно важную роль. Она просто промолчала, то есть предоставила свободу действий организаторам криминальной модели, фактически сыграв на их стороне.

– Почему, на ваш взгляд?

– Мне трудно судить, поскольку не знаю деталей отношений в кулуарах власти. Но понятно, что, получив доверие президента и легко победив на выборах, Александр Бурков оказался в регионе в роли чужака, без своей команды. К анализу местных противоречий, состоянию элит, групп влияния он проявил очень осторожный, рациональный подход. Впрочем, было заметно, что губернатор чутко прислушивается к мнению генералов и полковников, доминирующих в команде прежнего губернатора, доставшейся ему по наследству. На мой взгляд, на данный момент эта модель по-прежнему является главенствующим фактором омской жизни. Может быть, на авансцену вышли несколько иные герои, имеющие скорее не явное, а тайное влияние на региональную власть.

Могу предположить, что отсюда к новому руководителю и перешло чужеродное отношение к «Омсктехуглероду». У нас были контакты, Александр Леонидович на завод приезжал, однако преодолеть эту настороженность, недоверие и наладить полноценный диалог не удалось.

Причем мне есть с чем сравнивать. Наши подразделения работают в Волгограде, Могилеве, в Германии, Канаде, Америке, и везде складываются нормальные партнерские отношения с местными администрациями. К примеру, в Германии в городе Вальтроп почему-то получается более конструктивное взаимодействие с властями, чем в Омске, где базируется штаб-квартира компании.

Очевидно, наша модель показалась Александру Буркову какой-то непонятной, неудобной, чужой. Хотя ее сущность проста: мы четко, системно декларируем, что проект развивается без выплат криминальной дани. И в этом залог его успешности. Мы с почтением относимся к силовым структурам, но немедленно реагируем на любые попытки их коррумпированных представителей оказать давление на предприятие и выводим ситуацию на федеральный уровень.

Наверное, такая модель действительно выглядит необычно, и я не вижу никакой трагедии в том, что глава региона как бы вычеркнул ее из сферы своего внимания. Проблема заключается в том, что наш проект может развиваться без поддержки власти, а вот соискатели криминальной ренты без нее обойтись никак не могут. И они, безусловно, будут навязывать губернатору криминальную модель, втягивать его в свои комбинации. А это уже влечет за собой серьезные последствия для развития всего региона.

– Например?

– Собственно, провал мусорной реформы как раз и есть такое последствие. И шельмование абсолютно законопослушного «Омсктехуглерода» является отвлечением внимания от реальных загрязнителей окружающей среды и решения реальных экологических проблем. Все это звенья одной цепи, прямое следствие того, что управленческие решения принимаются в пользу какой-то узкой группы лиц.

Но людей обмануть нельзя, они не будут молчать. И федеральный центр обмануть нельзя. Проблемы рано или поздно все равно вылезут. Мы видим, что Путин уже вынужден брать на себя ответственность и выполнять те функции, которые обязан выполнять губернатор. Конечно, это ненормально. Ненормально, когда жители и трудовые коллективы связывают решение своих проблем исключительно с федеральным центром. Потому что именно глава региона должен реализовывать социально ориентированную и экономически эффективную политику развития территории. Мне сложно судить, какие выводы сделает для себя Александр Бурков из этой истории, могу лишь сказать, что работа над ошибками еще никому не помешала.

2385

Омич, пробившийся на «Прямую линию с Владимиром Путиным», оказался родным братом сотрудника «Омсктехуглерода». Глава компании не удивлен.

Несмотря на то что на дворе уже практически середина лета, самой обсуждаемой темой в регионе по-прежнему остается «мусорная» реформа. Три недели назад на «Прямую линию с Владимиром Путиным» удалось пробиться жителю Омска Роману Дмитриеву, который прямо спросил у президента: почему тарифы на мусор выросли в разы, а услуга осталась той же.

Реакция главы государства оказалась молниеносной. Он потребовал от ФАС России разобраться с «мусорными» тарифами в Омской области. И вот уже глава антимонопольной службы Игорь Артемьев заявляет, что тариф будет снижен практически в два раза. Скорректированные расценки омичи узнают, скорее всего, на этой неделе.

Почему ситуация сдвинулась с мертвой точки лишь после вмешательства со стороны президента и способны ли омские власти решать проблемы омичей, мы говорим с председателем совета директоров ООО «Омсктехуглерод» Валерием Каплунатом.  

– Валерий Николаевич, неожиданно выяснилось, что Роман Дмитриев, которому удалось дозвониться до президента в ходе недавней «Прямой линии» и задать вопрос по поводу взлетевших тарифов на вывоз мусора, оказался родным братом главного инженера «Омсктехуглерода». Вы знали об этом?

– Узнал постфактум, причем из источников, никак с заводом не связанных. Хотя не сомневаюсь в появлении конспирологических версий о чуть ли не спланированной акции, о желании кого-то подставить и т. д. Опровергать подобные вещи бессмысленно, единственное, что хотел бы заметить по данному поводу: мы никогда не занимались подковерными интригами. И свою позицию всегда совершенно открыто высказываем в публичном пространстве. В том числе по вопросам, касающимся оценки действий представителей региональной власти.

Да и кто, спрашивается, мог повлиять на организаторов «Прямой линии», осуществлявших отбор наиболее актуальных звонков президенту? Совершенно очевидно, что ситуация с реформированием сферы обращения с бытовыми отходами вызывает у главы государства крайнюю озабоченность. Конечно же, администрация президента постоянно осуществляет мониторинг положения дел на местах, и то, что из 85 субъектов Федерации было выбрано обращение жителя Омска, свидетельствует лишь о том, что аномалия в нашем регионе приобрела наиболее вопиющий характер.

Ведь тарифы на вывоз мусора для населения подскочили в несколько раз, а наполнение самой услуги осталось прежним. Налицо откровенное нарушение прав граждан, из карманов которых попытались изъять деньги. Сказать по правде, я не понимаю, сколько раз можно наступать на одни и те же грабли. В последнее время в стране фактически уже сформировалась практика привлечения к ответственности за злоупотребления с тарифами, ибо манипуляции ими затрагивают всех, провоцируют рост социального напряжения, бьют по авторитету власти. В данном конкретном случае возмущение действительно приобрело массовый характер. Люди включают здравый смысл и недоумевают: почему их заставляют платить в несколько раз больше за не изменившуюся услугу?

– Вообще-то, законодатель возложил на региональных операторов очень широкий круг задач, выполнение которых связано с серьезными затратами…

– Все верно, но разве так выглядит нормальный инвестиционный подход? Задача местной власти заключалась в том, чтобы на конкурентной основе привлечь оператора, располагающего реальными возможностями, который зашел бы сюда и сразу начал создавать системную инфраструктуру, позволяющую эффективно решать «мусорную» проблему. Конечно, потребовалось бы создать механизм возврата инвестиций, но нельзя же ставить телегу впереди лошади.

Тем не менее в Омск зашла фирма с непонятным инвестиционным потенциалом, по сути дела, кот в мешке. А чтобы компенсировать отсутствие потенциала, этой фирме сначала нужно было ресурсы тупо накопить. Естественно, за счет населения. Потому и тарифы взлетели. Очевидно, была надежда, что людей можно обмануть: дескать, гражданам нужно осознавать, что когда-нибудь что-нибудь привлеченному оператору необходимо будет построить. Тогда как он сразу должен был развернуть полноценную работу по созданию инфраструктуры.

Судя по всему, и проблемы с лицензией у этой фирмы возникли из-за того, что она не смогла подтвердить свой инвестиционный потенциал, которого просто нет. В регион пришли не инвесторы, а пользователи, ориентированные на снятие пенок. Между тем позиция федерального центра здесь совершенно четкая: реформа не должна превращаться в Клондайк для непонятных структур.

А что касается заявлений губернатора Александра Буркова насчет того, что он сам недоволен деятельностью регионального оператора, выглядят они несколько странно. Потому что решение о его привлечении принимал именно он. Причем мотивы, механизм принятия этого решения, обстоятельства, повлиявшие на выбор, причины, не позволившие создать в данной сфере конкурентную среду, широкой общественности не известны. Но в любом случае это зона личной ответственности главы региона, которую он ни на кого переложить не может.

И тот факт, что единственным выходом из сложившейся ситуации люди видят обращение к президенту, конечно же, характеризует уровень их доверия к местной власти. Дозвонился до Путина Роман Дмитриев, кстати, рядовой омич, по профессии водитель автобуса. Но фамилия и профессия в данном случае значения не имеет. Хорошо, что организаторы прямой линии приняли обращение из Омска, и я, безусловно, поддерживаю гражданскую позицию его автора. Во всяком случае, вмешательство президента позволило прекратить тарифный беспредел, и появилась надежда, что реформирование жизненно важной для мегаполиса сферы все-таки пойдет по нормальному руслу. А еще точно могу сказать, что я не удивился, узнав, что к Путину обратился человек, оказавшийся родственником работника «Омсктехуглерода». В этом есть определенная закономерность.

– И в чем она выражается?

– Беспрецедентная информационная атака, которая на протяжении полутора лет велась против нашего завода, тоже вызвала серьезный общественный резонанс. И, конечно же, она активно обсуждалась, в том числе и на уровне личных отношений. Люди же видели, чем закончились все обращения трудового коллектива предприятия за поддержкой к губернатору. Ничем. Естественно, они сделали вывод: реально добиться чего-то можно только с помощью Москвы, обращаться к региональной власти бесполезно. Как по поводу оголтелой дискредитации передового промышленного проекта, так и по поводу тарифов на утилизацию мусора или любой другой общественно значимой проблемы.

Это отчетливая тенденция, можно сказать, управленческий почерк главы региона Александра Буркова: уходить от разрешения сложных конфликтов. Ну а как, например, можно иначе воспринимать попытку губернатора представить обращения коллектива «Омсктехуглерода» таким образом, будто мы якобы хотим использовать региональную власть в качестве инструмента давления на суды и СМИ.

Разумеется, предприятие не нуждается в подобного рода поддержке – мы работаем исключительно в правовом поле. Коллектив всего-навсего ждал, что губернатор даст оценку сложившейся ситуации, обозначит свою позицию. Увы, не дождался. А реальную поддержку трудовой коллектив получил от администрации президента, в которую было направлено обращение, принятое по поводу этой ситуации на состоявшемся заводском митинге. То есть людям опять-таки пришлось рассчитывать на реакцию федерального центра, что, конечно же, ненормально, ибо Москва не может и не должна управлять всеми процессами на местах.

И это именно закономерность, прямое следствие управленческой модели, построенной Александром Бурковым за последние полтора года. Ее, так сказать, технические характеристики, изъяны и пороки сегодня проявились вполне отчетливо.

– Можете назвать эти изъяны и пороки?

– Главная проблема, на мой взгляд, заключается в том, что исполнительная власть у нас в регионе не является доминирующей. Все-таки основным фактором, способным трансформировать ее позиции в оценке кадров, событий, правовых основ, является другая сила, которую условно так и можно назвать – силовики. То есть некие влиятельные представители спецслужб. Это не обязательно сотрудники ФСБ – некое законспирированное сообщество может возглавлять представитель любой другой правоохранительной структуры.

Я даже не буду называть такое сообщество преступным. Просто в силу определенных полномочий, предоставленных государством, эти люди способны реально взять под контроль действия гражданской администрации. И там, где подобные вещи происходят, сразу начинаются откровенные провалы. И в экономике, и в политике. Естественно, растет и социальная напряженность.

Почему? Да потому что силовик действует так, как он всегда жил и работал, как научен. Ничего другого он не знает. И любую ситуацию рассматривает в рамках так называемого треугольника распределения ролей. Это начальник, то есть сам силовик. Это агент, который послушно выполняет специфические задания. И это преступник, которого нужно разоблачить и покарать. Соответственно, преступник совершает преступления, агент помогает его ловить, а человек в погонах занимается организацией процесса.

И это правильно. Такая модель существует в любом обществе – для борьбы с криминальными явлениями. Но для управления экономикой, политикой региона она сразу становится вредной и даже порочной. Хотя бы уже потому, что если у силовика появляются некие корыстные мотивы, то перед ним сразу же открывается безбрежное море возможностей для коррупционных злоупотреблений. За примерами далеко ходить не надо. Только в квартирах двух известных полковников были обнаружены десятки миллиардов рублей.

Руководители регионов, попадающие под влияние таких правоохранителей, как правило, плохо кончают. Вспомним хотя бы фамилию Гайзера, которого уже можно назвать преступником – приговор вступил в законную силу. А ведь у него наверняка была уверенность, что ему ничего не грозит, потому что он соблюдал правила и щедро делился с кем надо. Вот только имена тех, с кем он делился, широкой публике остались неизвестны, а Гайзер сидит.

– Полагаете, есть угроза, что процессы в нашей области могут зайти столь же далеко?

– Я как раз очень не хотел бы, чтобы Александр Бурков пошел по такому пути. Однако должен заметить, что беспрецедентная атака на «Омсктехуглерод» была реализована именно по мафиозной модели. Ее общественная опасность как раз и заключается в том, что дирижировал процессом силовик, а соучастником, соисполнителем, неважно, вольным или невольным, стала региональная власть. И судебная система, которая фактически узаконила, дала отмашку на беспрепятственное распространение фейковой информации.

И если бы не жесткая публичная позиция коллектива, направившего обращение в администрацию президента, и полученный из Москвы поддерживающий нас ответ, я не знаю, как бы разворачивалась ситуация. Во всяком случае, организаторы информационной атаки четко и откровенно продекларировали: мы обеспечим вам невыносимую жизнь, и вы ничего с этим поделать не сможете.

Давайте вспомним, что предыдущий губернатор Виктор Назаров фактически был отстранен президентом от должности именно потому, что ему не удалось создать систему сдержек и противовесов криминальным конструкциям влиятельных силовиков. Не хочу бросать камни в его огород, очевидно, Виктору Ивановичу просто не хватило опыта и квалификации для решения сложных задач.

Но парадокс заключается в том, что сегодня мы не видим принципиальных отличий управленческой модели, созданной Александром Бурковым, от модели, которая утопила Виктора Назарова. Пожалуй, главное отличие заключается в том, что новый губернатор более осторожен.

Но в ситуации с «Омсктехуглеродом», на мой взгляд, Александр Леонидович совершил очень серьезную ошибку. По сути, он превратил возникшую проблему в гнойник, хроническое заболевание. Если бы глава региона среагировал, когда коллектив обратился к нему за поддержкой, он мгновенно пресек бы негативные процессы. Но он от них уклонился. Вероятно, по убедительной просьбе организаторов атаки на завод. И тем самым заложил основу хронически длящегося конфликта, который разрушает систему управления и препятствует реализации эффективной экономической политики на территории области. Ведь именно наш проект, наша модель является для нее реальной точкой роста. Кстати, эта модель на голову выше противостоящей нам криминальной модели с организационной точки зрения.

А что касается самого конфликта, то арбитром в нем, говорю это с сожалением, уже выступает федеральный центр, а не региональная власть.

 – В своих публичных выступлениях вы не раз заявляли, что единственной целью развернутой против предприятия информационной войны является принуждение к выплате криминальной ренты. На чем основана эта точка зрения?

– Ну, а какие другие цели могут преследовать фейковые атаки? Критикой они не являются, никаких реальных нарушений не вскрывают, как-то конструктивно реагировать на них невозможно. Очевидно, что решается одна задача: нанести репутации компании максимальный ущерб. Жертва должна осознать, что ей не дадут нормально работать, пока она не начнет платить.

Причем у нас есть основания полагать, что партия против завода разыгрывается на очень серьезном профессиональном уровне. Ее участники тесно связаны между собой, создана соответствующая инфраструктурная матрица, процесс системно координируется, и, судя по арсеналу методов воздействия, за ниточки как раз и дергают люди, близкие к правоохранительным органам.

– Тем не менее вы никогда не приводили конкретных фактов вымогательства. Значит, реальных поползновений не было?

– Да, до прямого вымогательства дело не дошло, но ведь нужно понимать, что любая мафиозная система характеризуется четким разделением функций и полномочий. Условно говоря, есть некий упитанный баран, которого решено остричь. Один участник этого процесса барана дразнит, другой гонит, третий дает бедному животному советы, куда бежать, ну, а четвертый уже непосредственно стрижет. Причем каждое взятое по отдельности действие преступлением не является, а в совокупности они складываются в закольцованную криминальную модель.

В атаках на «Омсктехуглерод» ключевым звеном стал информационный экологический террор. Ну просто потому, что другие методы давления сегодня просто опасны и связаны с серьезными рисками для самих атакующих. Однако в любом случае криминальная модель не работает без гласной или негласной поддержки исполнительной власти. Вот в чем проблема.

В принципе, выбор у Александра Буркова был невелик. Он мог либо публично осудить агрессоров, либо солидаризоваться с ними и признать, что «Омсктехуглерод» действительно является главным загрязнителем атмосферы Омска, настоящим экологическим проклятием мегаполиса. Пусть даже вопреки здравому смыслу, ибо предприятие неукоснительно соблюдает все нормы природоохранного законодательства. Однако не было сделано ни того, ни другого.

Тем не менее, повторю еще раз, это вовсе не значит, что областная власть не стала участником процесса. Наоборот, она сыграла в нем чрезвычайно важную роль. Она просто промолчала, то есть предоставила свободу действий организаторам криминальной модели, фактически сыграв на их стороне.

– Почему, на ваш взгляд?

– Мне трудно судить, поскольку не знаю деталей отношений в кулуарах власти. Но понятно, что, получив доверие президента и легко победив на выборах, Александр Бурков оказался в регионе в роли чужака, без своей команды. К анализу местных противоречий, состоянию элит, групп влияния он проявил очень осторожный, рациональный подход. Впрочем, было заметно, что губернатор чутко прислушивается к мнению генералов и полковников, доминирующих в команде прежнего губернатора, доставшейся ему по наследству. На мой взгляд, на данный момент эта модель по-прежнему является главенствующим фактором омской жизни. Может быть, на авансцену вышли несколько иные герои, имеющие скорее не явное, а тайное влияние на региональную власть.

Могу предположить, что отсюда к новому руководителю и перешло чужеродное отношение к «Омсктехуглероду». У нас были контакты, Александр Леонидович на завод приезжал, однако преодолеть эту настороженность, недоверие и наладить полноценный диалог не удалось.

Причем мне есть с чем сравнивать. Наши подразделения работают в Волгограде, Могилеве, в Германии, Канаде, Америке, и везде складываются нормальные партнерские отношения с местными администрациями. К примеру, в Германии в городе Вальтроп почему-то получается более конструктивное взаимодействие с властями, чем в Омске, где базируется штаб-квартира компании.

Очевидно, наша модель показалась Александру Буркову какой-то непонятной, неудобной, чужой. Хотя ее сущность проста: мы четко, системно декларируем, что проект развивается без выплат криминальной дани. И в этом залог его успешности. Мы с почтением относимся к силовым структурам, но немедленно реагируем на любые попытки их коррумпированных представителей оказать давление на предприятие и выводим ситуацию на федеральный уровень.

Наверное, такая модель действительно выглядит необычно, и я не вижу никакой трагедии в том, что глава региона как бы вычеркнул ее из сферы своего внимания. Проблема заключается в том, что наш проект может развиваться без поддержки власти, а вот соискатели криминальной ренты без нее обойтись никак не могут. И они, безусловно, будут навязывать губернатору криминальную модель, втягивать его в свои комбинации. А это уже влечет за собой серьезные последствия для развития всего региона.

– Например?

– Собственно, провал мусорной реформы как раз и есть такое последствие. И шельмование абсолютно законопослушного «Омсктехуглерода» является отвлечением внимания от реальных загрязнителей окружающей среды и решения реальных экологических проблем. Все это звенья одной цепи, прямое следствие того, что управленческие решения принимаются в пользу какой-то узкой группы лиц.

Но людей обмануть нельзя, они не будут молчать. И федеральный центр обмануть нельзя. Проблемы рано или поздно все равно вылезут. Мы видим, что Путин уже вынужден брать на себя ответственность и выполнять те функции, которые обязан выполнять губернатор. Конечно, это ненормально. Ненормально, когда жители и трудовые коллективы связывают решение своих проблем исключительно с федеральным центром. Потому что именно глава региона должен реализовывать социально ориентированную и экономически эффективную политику развития территории. Мне сложно судить, какие выводы сделает для себя Александр Бурков из этой истории, могу лишь сказать, что работа над ошибками еще никому не помешала.