Эта дорога обладает какой-то особой мистической притягательностью. Стоит услышать хотя бы один пятиминутный рассказ о ней, и тебе хочется слушать о ней бесконечно. И тянет пройти ее своими ногами. Речь идет об Аксеновской узкоколейной железной дороге, предназначавшейся в свое время для вывоза строевого леса из глубин тайги.

Аксеновская узкоколейка убивала, калечила, и она же выковывала дивные по силе характеры. Может быть, именно поэтому мало где еще, кроме как в поселке Аксеново, столь много людей с редкой по трагичности или красивой по-житейски судьбой.

Слабое звено

Говорят, что человек с особо тонко устроенной психикой слышит стоны и плач, которые несутся из-под полотна дороги. Но я, не стану врать, тех стонов не слышал. Не слышал и пения птиц, не видел и красоты окружающего леса. Сил на восприятие действительности не оставалось. – Сейчас лягу и умру, – решил я окончательно и бесповоротно.

Однако шел. Лечь и умереть не позволяла совесть. Как бы товарищи мои сто килограммов тела к людям выносить стали?

Наша группа из четверых мужиков двигалась по полотну бывшей узкоколейки бывшего Аксеновского леспромхоза (правобережье Иртыша Усть-Ишимского района). Мы возвращались из тайги к людям, в Аксеново. Когда-то здесь, где мы идем, круглосуточно стучали колесами составы с лесом, весело, с шуточками и матерками, переговаривались по военным проводным рациям диспетчеры, решая, какой железнодорожный лесовоз получит красный свет, а какой – зеленый.

Наша группа – это экспедиция Омского отделения Русского географического общества. Цель экспедиции – исследовать все, что связано с бывшей леспромхозовской дорогой. Природу в округе, сохранность полотна, историю создания. Финансовая основа – субсидия министерства природных ресурсов и экологии Омской области (серьезная статья по результатам экспедиции была опубликована в одном из прошлых номеров «ОП», а этот материал, построенный больше на эмоциях, можно рассматривать как продолжение). Всего в составе экспедиции пять человек, но один не с нами, он обеспечивает поддержку с базы. А в четверку идущих по тайге входят: руководитель экспедиции 36-летний кандидат географических наук Виталий Демешко, 24-летний аспирант Томского университета Дмитрий Феоктистов, 59-летний журналист, который является автором этих строк, и самый важный участник похода – 42-летний житель поселка Аксеново Олег Пилпани. Наш проводник и охранник. Он немногословен. Олег Гурамович – профессиональный охотник. На плечах у него двустволка, рядом бегут две собаки: Соболь и Белка. В тайге много медведей.

Мы возвращались, но в голове прочнее, чем сегодняшний завершающий переход, засел переход первый, который состоялся несколько дней назад, когда мы из Аксеново направлялись к речке Кайтым, где 40 лет назад стоял одноименный поселок лесозаготовителей.

В тот день все было ярче и чувствительнее. Потому что впервые.

Поначалу мы свои переходы по тайге планировали осуществлять в соответствии с физиологическими установками: через каждые 40 – 45 минут ходьбы отдыхать по 15 – 20 минут. Но Олег Гурамович вел нас по собственному графику – пока покурить не захочется. Он к дальним переходам привык. Заплечный мешок у него полегче наших рюкзаков. Мне кажется, он просто не понимал, как можно так медленно идти. А мы на себе тащили палатки, спальники, рации, прибор ночного видения и т. д., и т. п. Ну, конечно, еще крупы и банки с тушенкой. Олег Гурамович, как открылось позже, нес большой кусок сала и несколько буханок хлеба. Палатка и спальники ему ни к чему. У него избушка стоит на берегу Кайтыма.

Мы, не успевая за проводником, все же ему не перечили. От него зависела наша жизнь. Его избушка, расположенная на правом берегу речки Кайтым, была самым надежным убежищем от медведей.

Внешне полотно узкоколейки, по которому мы шли, выглядит таежным большаком – автомобильной дорогой среди высокого леса. Рельсов давно нет, видны следы машин (и медведей!). Шпалы иногда попадаются. Встречаются разрушенные мосты через речки с коричневой водой.

 Поначалу путь не казался трудным – до избушки километров 20 всего. Но километров через пять в тот первый таежный день выявилось слабое звено нашей экспедиции – я. За переход отставал от основной группы метров на 200 – 300. Появись медведь – у меня одна надежда: на собственное нахальство. Ни собаки, ни Олег Гурамович меня спасти не успеют. «Или медведя», – шутливо думал я. Не хвалюсь собой – на самом деле не паниковал. Ну не верил в собственную смерть от когтей медведя. От усталости тоже не боялся умереть. Она для меня в походе норма.

И я знаю, почему отстаю. Самый старый в группе. 59 лет – много для похода с молодыми. Есть еще один фактор. Я – очень опытный ходун. Но сейчас мой опыт играет против меня. Моя стандартная скорость с рюкзаком – три км в час. Для меня идти быстрее – все равно что для гусеничного трактора мчаться на равных с «Мерседесом». Я бы рад ускорить шаг. Не могу. Привык ходить в зоне собственного комфорта. Это те самые 45 минут ходьбы и 15 – 20 минут отдыха. Я понимаю, почему отстаю. Но у меня нет ни раздражения по отношению к нашему проводнику, установившему непосильный для меня темп, ни зависти к молодым Дмитрию и Виталию, этот темп выдерживающих. 59 – возраст мудрости. И этот нескромный факт со счетов тоже не сбросишь. В тот первый день я принял свой возраст таким, каким он должен быть.

Потом несколько дней мы работали по радиальным маршрутам. Они физически намного легче. Основное имущество оставалось в избушке и палатках. С собой брали воду, тушенку, валидол и бинты на всякий случай. Дмитрий исследовал видовой состав флоры в пределах узкоколейки, Виталий фиксировал состояние и расположение полотна, Олег Гурамович охранял, а я в небольшом рюкзаке носил как раз тот небольшой груз, что брали с собой. Но сегодня мы возвращаемся. И на плечах опять полный набор килограммов. Я, как всегда, позади. Хотя уже знаю, что примерно на четырнадцатом километре сравняюсь по скорости с более молодыми товарищами. Усталость в конце концов косит всех одинаково. Лучший способ борьбы с ней, давно это знаю, – отрешиться от окружающего мира. Поэтому раз за разом в душе и мыслях переживаю всю историю узкоколейки, собранную из рассказов аксеновских жителей. Короче говоря, пишу в своей голове материал.

На паровозе за лесом

В сороковые и пятидесятые годы прошлого столетия, когда в России производилось мало мощных грузовиков, заготовленную древесину из тайги часто вывозили поездами. Да-да, поездами. Леспромхозы прокладывали собственные узкоколейки длиной до сотни километров. Одна из таких, теперь уже полузабытых железных дорог, – Аксеновская. Она предназначалась для обслуживания лесозаготовок на территории площадью 300 тысяч гектаров. Начало строительства дороги относится к 1948 году. А первыми ее строителями стали заключенные.

Летом 1948 года, как вспоминает местный житель Григорий Шведов, к берегу Иртыша у деревни Луговая-Аксеново пристал пароход «Казахстан». Плавучая речная тюрьма. Из ее недр по сходням, подгоняемые конвоирами, выходили, щурясь от ставшего непривычным солнечного света, истощенные мужики и бабы. Им не дали прийти в себя от перенесенного пути – погнали в лес. Остановили невольников где-то в полукилометре от места высадки.

Дальнейшее было скрыто от глаз деревенских. Но о том, что там происходило, догадаться несложно. Заключенных разделили на бригады и заставили валить растущий тут же сосняк. По ходу работы делались козлы, на них ставили пильщиков, которые распускали бревна на толстые доски. Вкапывались столбы, их связывали общими прожилинами, к прожилинам прибивались заостренные сверху плахи (колючую проволоку привезут на следующий год). Ограда росла на глазах. Тех, кто засыпал на ходу, конвой в себя приводил прикладами.

За сутки или чуть больше был огорожен квадрат таежной земли размером двести на двести метров. Только тогда несчастным разрешили делать шалаши и дали время поспать. Потом зеки строили бараки для себя и рыли землянки для охраны (в землянках жить теплее, чем в щелястых бараках из сырого леса). Чуть позже из зеков отобрали мужиков и баб посильнее и отправили вглубь тайги за 16 – 18 километров от Аксеново. На берега речки Кайтым; ее название с татарского переводится как «Не ходи дальше». Там зеки снова ставили бараки для себя и рыли землянки для охраны. Не прошло и двух недель, как невольники отстроили тюремный комплекс, который назвали поселком Кайтым. А после вдоль линий из вешек навстречу друг другу из Аксеново (слово «Луговая» из названия Луговая-Аксеново было отброшено) и Кайтыма невольники погнали полотно узкоколейки. Грузили из карьеров песок и глину на конные телеги, упряжки вместе с кучерами-подростками прибывали из близлежащих колхозов, разгружали привезенную землю, потом ее на тачках и носилках развозили и разносили вдоль линии полота. Трамбовали насыпь, клали шпалы, крепили к ним рельсы.

Поскольку дорогу строили подневольные люди, то их перекурами не баловали. Куда они, зеки, денутся? Тех, кто умирал с лопатой в руках, закапывали тут же – в насыпи.

Одни участки дороги шли по твердой почве сосновых боров, другие – по гриве среди болот. Грива – штука извилистая, а железная дорога должна быть прямой. Поэтому полотно вели прямо, связывая повороты грив воедино. Когда насыпь уходила с очередного изгиба в болото, приходилось сыпать чертову уйму песка, чтобы достичь следующего изгиба. Из двух карьеров у Аксенова песок вывозился день и ночь. Дорожная лента поднималась до десяти метров высотой. Потом она медленно опускалась, пока ее основание, продавив мох и торф, не успокаивалось на дне топи.

Иногда неслежавшийся песок полотна вдруг обрушивался вниз, засыпая на своем пути стволы берез, кусты багульника и… людей, укреплявших бока насыпи. Такие происшествия были привычными и на скорость возведения узкоколейки не влияли. Очередной обвал, при котором погибло несколько женщин, привел к рождению предания о Хозяйке аксеновской тайги. Будто бы одна из заваленных песком женщин относилась к сильным целительницам. Сама целительница погибла, но душа жива. Иногда она в образе юной девы предстает перед одиноким путником. Неприветлива, однако и зла от нее никто не видел. Глазами сурово сверкает, когда встречает особо жадного охотника, не жалеющего ради денег самок таежного зверья. Вымысел, конечно, мало кто в него верит. Только местные охотники, когда в капканы вдруг попадется сразу несколько самочек соболя, промысел сворачивают.

В 1949 году первый состав с древесиной прибыл из тайги в Аксеново. Нет, дорога не была построена на всю длину первой линии – 16 километров. Но до площадки у пятого километра, куда свозили лес из делян, рельсы уже дотянули. По узкоколейке и песок для насыпки полотна начали доставлять. Скорость строительства резко возросла. Мы не знаем точно, когда рельсы достигли тюремного Кайтыма, известно одно: в 1951 году там заключенных уже не было. Холодной порой 1951 года в Кайтым для разработки первых делян привезли ссыльных. Западных украинцев. Бараки, оставленные заключенными, стояли без окон и дверей, печки разрушены, на полу лежал снег. Новых поселенцев охватила паника. Но их быстро привели в чувство.

– Нам, – рассказывает 88-летняя жительница Аксеново Мария Жидун, – сказали: «Если не хотите замерзнуть, ремонтируйте».

И люди голыми руками за несколько часов сделали бараки сносными для ночевок.

Взлеты и падения Аксеново

В 1953 году умер Сталин. Власти в честь этого грустного события осуществили широкую амнистию. Бараки аксеновской зоны для заключенных превратились в общежития. Большинство вчерашних невольников осталось работать в леспромхозе. Место бывшего лагеря в поселке до сих пор называют «зоной». А еще через 20 лет, когда по Советскому Союзу прокатилось поветрие укрупнения населенных пунктов, всех жителей Кайтыма вместе с домами перевезли в Аксеново.

С годами Аксеновский леспромхоз превратился в образец крупного производства. 150 – 170 тысяч кубометров леса заготавливалось и обрабатывалось ежегодно. Железная дорога со своими станциями и диспетчерскими службами уходила все глубже и глубже в тайгу. У нее появилась масса ответвлений. Настоящей протяженности узкоколейки не знает никто. Есть только предположение, что если все ветки и «усы» (рельсы к отдельным делянкам) сложить вместе, то общая длина будет не меньше 100 – 120 километров.

Холод и голод остались в прошлом. Поселок вырос быстро – сюда ехали охотно. Рабочие снабжались из специальных магазинов – «орсовских» (ОРС – отдел рабочего снабжения). От дефицита, общего явления для СССР, здесь не страдали. «Когда я сюда впервые приехала, – вспоминает 58-летняя Татьяна Егорова, – то думала, что попала в рай. Столько всего лежало на магазинных полках».

В семидесятых узкоколейка постепенно скончалась. Стало экономически невыгодно содержать огромную железную дорогу. Появились мощные грузовики с прицепами. По зимникам на них вывозилось все, что заготавливаюсь в течение года. Специальные бригады принялись снимать рельсы. Одни уходили в металлолом, другие оставались для хозяйственных нужд и обмена. Рельсы собирались небрежно. Целые сотни метров дороги, утонувшей в болоте, никто не трогал.

В начале XXI века леспромхоз обанкротился. На себестоимости продукции, как и многих производств времен социализма, гирей висели расходы на «социалку»: садики, котельные, целые улицы домов. Мужики, превратившись в безработных, вспомнили о неснятых рельсах. Потянулись по полотну вглубь тайги машины и трактора за металлом. Были собраны даже костыли и колодки для крепления рельс к шпалам.

Заглохшая было добыча металла сегодня переживает ренессанс. На помощь старателям пришла современная аппаратура – металлоискатели. Когда-то при ремонте узкоколейки обрезки и обломки рельсов бросали рядом с насыпью. Постепенно они исчезли из виду: покрылись дерном. Глаз их не видит, а приборы чувствуют. И слава Богу. Железо уходит в переплавку, а не ржавеет без толку, загрязняя почву и воду.

Каждому – свое

Из виртуальной в реальную действительность меня возвращает вид коллег, усевшихся отдыхать. А мне до них надо еще дойти. Соглашаясь на экспедицию, я не предполагал, что попаду в такие экстремальные для моего организма гонки. Общий вес у меня на плечах: одежда, обувь плюс рюкзак – где-то около 40 килограммов (примерный вес установил после возвращения в Омск, смоделировав ситуацию дома, где есть весы). И я с таким грузом на себе держался достойно: шел последним, но поклажей не делился, рюкзак забрасывал на спину без посторонней помощи (пишу специально для сверстников, чтоб не впадали в уныние от накопленных лет).

Поскольку отстаю, то у меня на отдых времени остается мало. Кажется, только упал на траву, а надо уже подниматься. Дмитрий, наш ботаник и самый молодой из нас, пытается помочь справиться с рюкзаком. Я мягко его отстраняю: сам!

К нашему ботанику, аспиранту Диме Феоктистову, питаю самые теплые чувства. Мне нравится в нем все: погруженность в науку, воспитанность, трудолюбие. Он после переходов в лагере первым из нас восстанавливался. Принимался рубить дрова, разводить костер, готовить еду. В прошлом году Дмитрий сделал важное для ботаники открытие. Нашел в Омской области гибрид лесного и лугового хвоща, широко распространенного в Европе, но прежде не обнаруженного на территории России. Провел генетические исследования. Внешний вид и генотип растения идеально совпали с описаниями зарубежных ученых. Дмитрий теперь искал второй ареал. И нашел. Впрочем, в нашей экспедиции он был самым важным лицом по другой причине. Его никто не мог заменить: ни журналист, ни географ, ни профессиональный охотник. Только он мог проанализировать процессы восстановления в местах вырубки лесов. Только он мог описать растения, встретившиеся на узкоколейке и в ее округе; всего установил 141 вид.

Вся жизнь впереди

Через несколько минут ходьбы я снова отрешаюсь от действительности, снова в виртуальном пространстве. Сейчас думаю о будущем. Будущем Аксенова. Когда-то оно, раз леспромхоза больше нет, казалось мне грустным. А мотания по тайге странным образом привили мне оптимизм в отношении истории поселка.

Ведь поселок продолжает жить. Правда, сегодня здесь не две с половиной тысячи населения, как было в лучшие годы, а около шестисот. Зато мужики больше не существуют только за счет сбора рельсов. Поиск металла – что-то вроде сложившейся традиции. Он продолжается, но больше не кормит. Кормят охота, свое хозяйство, сбор дикоросов, вахтовая работа на Севере, торговля, ставки в бюджетных организациях. Каждая семья по-своему решает задачу получения доходов. Здесь живут не лучше и не хуже, чем в других селах. Впрочем, плохо одетого человека в Аксеново встретишь реже, чем на омских улицах. Компьютер чуть ли не в каждой семье. Дамы зрелого возраста, лет 50 – 60, местными новостями делятся не на лавочках у палисадников, а в соцсетях Интернета.

В огромной школе, рассчитанной на 300 – 500 учеников, за партами сидят всего 30 мальчишек и девчонок. Но мал золотник, да дорог. Местные выпускники хорошо поступают в вузы. По два-три человека в классе – отвечать у доски приходится каждый день – невольно программу выучишь. Высокая учебная нагрузка не мешает им быть исследователями. Я нигде не видел такой большой краеведческой библиотеки, как в Аксеновской средней школе. Десятки брошюр формата А4 написаны ребятами.

Они дети своих родителей. Я никогда не видел в одном селе так много одаренных и увлеченных взрослых людей: художников, таксидермистов, поэтов. Есть даже мебельный модельер, если можно так назвать человека, создающего оригинальные образцы домашней обстановки.

Аксеново живет и будет жить. Я хочу в это верить, я влюбился в поселок. Часть лесов, выпиленных в пятидесятые, восстановилась. Сегодня здесь можно снова вести масштабные заготовки, а полотно узкоколейки использовать как трассу для лесовозов. Наша экспедиция прошла по ней не зря.

Кто-то грустно вздохнет, мол, если выпиливать лес, значит, лишать привычной среды зверье, убавлять его численность. По зверью грустить не надо. Лесозаготовки, как показывает опыт тех же аксеновских охотников, на численность зверья большого влияния не оказывают. Есть в поселке интересный человек – 80-летний дядя Коля Малышев, в прошлом профессиональный охотник. Деляны лесозаготовителей и его промысловые участки часто совмещались или соседствовали. Он все свои 30 лет охотничьего стажа занимал первые места в районе по количеству сданной пушнины.  

Аксеново живет и будет жить. О том говорит и простая арифметика. Если учеников в школе 30, то дошкольников уже 50. А раз молодые рожают, значит, покидать малую родину не собираются.