Пять дней в монастыре

Здесь – как в армии. Во всяком случае, мне, никогда не служившей женщине, так кажется. Сели, встали, ходим ровно, сидим прямо, но недолго – надо работать. Практиче­ски с утра и до утра. В пять – подъем, отбой – в 11 вечера, а когда и позже. И все это в думах, в ду­ховной работе над собой. Хотя я лично так и не поняла, когда начинать трудиться над своей ду­ховностью: ведь навкалываешься так, что не только думать – жить не хочется. Правда, от тяжелых дум, ранее нет-нет да посещаювших мою грешную голову, я изба­вилась в первый же день во вре­мя покоса. Но и светлых, однако, не возникло – некогда. Медленная я, должно быть, нерастороп­ная, думать в спешном порядке не умею. Наверное, поэтому я – в миру, а они – там: сильные люди, призвание которых – служить Богу, который, как известно, особо ис­пытывает именно тех, кого любит.

Испытание первое: дорога

Путь до Свято-Воскресенского монастыря, что находится в Ермо­линской пустыни Ивановской обла­сти, куда я приехала на несколько дней, не простой. Доехать из Омска так сразу не получится: почти двое суток на поезде до Владимира, два с лишним часа на автобусе – и вот он, город невест Иваново во всей красе. Хотя, как говорят местные, даму сердца найти тут нелегко. Это раньше в СССР на 100 квадратных километров города приходилось 50 ткацких фабрик, где работали исключительно женщины и девуш­ки. Теперь предприятий немного, невест – еще меньше.

Но город по-прежнему красив, неслучайно он входит в Золотое кольцо России. Кроме известно­го на весь мир музея ситца здесь полно и других исторических объектов: музеи промышленно­сти и искусства, советского авто­прома, первого Совета рабочих депутатов и даже музей Ивана Цветаева – отца известной поэтес­сы. Много и архитектурных памят­ников: дом «Корабль», дом «Под­кова», дом Коллектива... Словом, есть что посмотреть. Впрочем, засматриваться некогда – пора в монастырь. От автовокзала на автобусе № 101 до остановки «Щипачево» – и мы почти прибыли, если не считать трех километров пешком по проселочной доро­ге, превращающейся в ненастье в сплошную грязь.

Село Ермолино, где расположен монастырь, – 40 домиков, в большинстве покосившихся и усталых. Местных тут практиче­ски не осталось: молодежь уехала в город, из аборигенов – только три бабушки. Летом народа при­бавляется – съезжаются дачники.

Встретили меня хорошо. Даже не спросили, зачем я тут. А я бы и не смогла ответить. Через час сидела за чаем рядом с игуменом – настоятелем монастыря отцом Иреем. Светские беседы изумили меня до крайности – оказывает­ся, братьев и сестер интересует многое: от поэзии Вознесенского и фильмов Тарковского до галлюциногенности Кастанеды.

Интерес не случаен – многие и сами пробуют себя в творче­стве: пишут литературные эссе, стихи и прозу, философские тек­сты, участвуют в различных вы­ставках. Фотокартины отца Петра запечатлевают красоту и любовь, что нас окружают. Отец Николай расписывает придел храма в золо­тисто-желтых тонах. «Чтобы люди чувствовали здесь радость и улы­бались», – объясняет он.

Ограда защищает от мира. Большого и разного

Леня Горелый прибился к оби­тели с Дальнего Востока. Без жилья и денег, с просроченным еще совет­ским паспортом. Вся надежда – на монастырь. Он трудится, молится и верит. Даже то, что банька, кото­рую ему поначалу выделили под жилье, сгорела (мирские привычки забыть непросто – курил в постели), оптимизма не убавляет. По меткому замечанию настоятеля, его зовут теперь «воистину Горелый».

Катя Ивашкина в своей не­путевой жизни виновата сама. Полюбила, вышла замуж, ро­дила трех детей. А потом вдруг загрустила – и запила-загуляла. Мужа потеряла, детей забрали родственники. Скиталась по подвалам, жила на теплотрассе. Теперь, всего год спустя, она другая – праведная. И таких в монастыре немало. Здесь лечат не только духовные язвы, но и телесные. Не один месяц сам настоятель менял компрессы на гниющей плоти у забредшего в обитель путника. Тот выздоровел и остался. Для нищих и бездомных всегда накрыт стол, в пропитании тут не отказывают никому. Вещи собирают кру­глый год, Сестры приводят их в порядок и раздают нуждающимся.

Пять дней подряд в 7.00 стою на службе. Два часа без движения показались испытанием, посерьезней дороги. Тем более что в церковных песнопениях понимаю не все, хотя старательно вслуши­ваюсь в слова. И вдруг – сильные низкие мужские голоса! Даже слезы покатились из глаз.

Охраны нет, но никто не боится

Тут все вооружены. Молит­вой. Молятся не только за себя, но и за ближних и за весь мир. Се­стры за пределы монастыря выхо­дят только по монастырским делам. Иногда можно встретиться с род­ственниками. В отпуск монахини ездят раз в несколько лет – прове­дать родителей, но чаще – по свя­тым местам. Живут по несколько человек – от двух до четырех в од­ной келье. Причем, как выяснилось на пятый день, ничто человеческое им не чуждо: ссоры, интриги и даже разборки с мордобоем случаются.

Монастырь показался мне не­ким отдельным государством, ко­торое обеспечивает себя, помога­ет другим и живет по своим законам и правилам, нарушать которые нельзя. Но если до поездки жизнь в нем представлялась аскетично строгой до усталой покорности, то оказалось – вовсе нет: она там светлая и веселая.

Отец Ирей сказал, прощаясь, что все испытания – для радости. А радость – это Господь, который посещает сердце. И еще сказал, что люди, которые не понимают, зачем идут в монастырь, могут продер­жатся здесь не больше недели. А потом возвращаются в мир.

Я вернулась. И, кажется, счаст­лива. Спасибо, Господи, объяснил...

Ореол