«Мы же ваши!»
– Елена Григорьевна, сейчас в российском обществе очень противоречивые настроения. Одни рады присоединению Крыма, а другие говорят: «Нажили себе неприятностей».
– Я не знаю, с кем вы там общаетесь. В моем кругу такого не говорят.
– Ну как же! Лия Ахеджакова, Андрей Макаревич и другие ваши коллеги по культурному цеху считают, что из-за Крыма мы теперь воюем чуть ли не со всем миром...
– Макаревич и Ахеджакова – мои идейные противники на протяжении всей жизни. Когда Ельцин расстрелял парламент, я выступила в защиту Верховного Cовета. А Лия Ахеджакова призывала добить «красно-коричневую гадину». Мы с ней были по разные стороны баррикад. И всегда будем.
А Крым... Когда в Кремле подписывали договор о присоединении, я стояла в Георгиевском зале, и у меня текли слезы. Я вообще очень редко плачу... Знаете, на протяжении лет десяти я ездила в Крым – мы проводили там слеты городов-героев стран СНГ. И люди на улице хватали нас за руки: «Когда вы нас заберете? Когда?! Мы же ваши, мы же русские». Я видела, как выгнали представителя президента Украины. Сидел целый зал ветеранов, а он пришел и стал приветствовать их от имени Ющенко по-украински. Все стали шипеть, кричать... Тот покраснел-посинел-позеленел и ушел, не дочитав приветствие. Эта территория всегда сопротивлялась украинизации и хотела быть с Россией.
Конечно, у нас сегодня очень большая головная боль. Нужно строить дороги, обеспечивать Крым электроэнергией, есть проблема пресной воды. Не говорю уже о той обструкции, которую Россия получила в мире по поводу того, что Крым присоединился к нам. Но мы должны понимать: кроме удобств есть еще вопросы глобальной безопасности. А Крым – это непотопляемый авианосец. Не зря за эту землю Екатерина II с Потемкиным боролись, не зря на эту землю еще в 1941 году нацелился Гитлер. Крым – очень важный форпост.
Взялись за ум
– А вы верите, что благодаря санкциям мы мобилизуемся и начнем сами что-то производить?
– Я надеюсь, что это произойдет не благодаря санкциям, а благодаря нам самим. На протяжении двадцати последних лет мы говорили, что не надо рушить собственную обрабатывающую промышленность, надо вести глубокую переработку нефти и леса на своей территории, а не позволять обогащаться на этом финнам и китайцам. Но поскольку Россия оказалась в системе олигархического правления, то не государственные интересы правили страной, а интересы олигархов! А сейчас жизнь заставила наше правительство взяться за ум. Нужно урезать аппетиты крупных олигархических кланов. Идет суровая борьба, олигархи сопротивляются. Сегодня санкции и жесткий прессинг со стороны Запада (в частности, запрет на предоставление кредитов российским банкам и компаниям) заставляют правительство самостоятельно приводить в порядок систему, а не надеяться на иностранного дядю. Наконец-то мы заговорили о долговременном планировании. Пятилетки ведь есть и у японцев, и у американцев.
К сожалению, у нас страна крайностей. Из жесткой советской административной системы мы сразу кинулись в свободную рыночную экономику. Но, кстати, был и промежуточный этап! Еще во времена СССР существовал такой институт Косыгина, изучавший методы управления и хозяйствования, внедрявший новые методы. Например, в кинематографе создали замечательное кинообъединение Г. Чухрая, где поставили «Белое солнце пустыни», «Иван Васильевич меняет профессию». Но! Объединение было закрыто с формулировкой «Эксперимент себя не оправдал». Тот путь был близким к китайскому, когда пусть под жестким управлением, но дается возможность развития инициативы на местах. Мы тогда не справились, и виноват в этом прежде всего Горбачев, который взялся за то, чем не смог управлять. И конечно, виноват Ельцин, который пригласил 300 иностранных советников. Они гуляли у нас по Кремлю и лезли во все щели. Они нам насоветовали тогда…
– А сегодня экономика России поднимается?
– Я думаю, да. Но у нас идет внутренняя борьба. Либералы в России пока еще не побеждены. Их идея свободного рынка все еще бродит в умах отдельных наших руководителей. Те, кто лет двадцать назад обучал Гайдара и всех наших либералов, они ведь внедряли не экономические модели. Они пытались перекодировать нашу традиционную генетическую русскую систему, сделать из нас общество потребления. У них не получилось. Они перекодировали лишь узкий круг – тех, кто предпочитает шопинг всем остальным видам занятий и переживает из-за отсутствия французского сыра. Да уж, как же мы без него проживем?! (Хохочет.) Например, бабушка Марья Ивановна в Нижних Тетюшах.
Концерт под дулом
– У меня вопрос из разряда «Почему им можно, а нам нельзя?». США постоянно вмешиваются в дела других государств, но им при этом никто не дает по рукам. А на Россию после Крыма обрушились бойкоты, санкции...
– Идет Третья мировая информационная война против России. Идет давно. А может быть, никогда и не прекращалась. Был период в 90-х годах, когда наша страна была ослаблена и все ехали на нас посмотреть, как на дикого зверя, которого приручили... А потом, когда Россия стала потихонечку набирать силы, Запад снова испугался и на нас окрысился. Из тысячелетней истории мы только 300 лет прожили в мире. А все остальное – это сплошные войны. Причем войны по защите своего Отечества. От этого сложилась определенная система ценностей и святынь. Миллионы людей умерли с криками: «За Родину!».
Вот эта загадочная русская душа – она же не нас мучает, она мучает европейцев! Ведь что для русского человека наивысшее понятие? Честь. Высказать врагу правду в лицо и умереть за правду. С точки зрения западного человека это величайшая глупость, для них главная ценность – собственная жизнь. А у нас в характере – чувство долга, жертвенность.
Я была в Афганистане, месяц мы работали среди войск... Нашей задачей было вернуть солдат в человеческое состояние. Особенно после первого боя. Приходишь в зал – он мертвый и черный. Но постепенно люди оттаивали... В одной бригаде со мной работал Александр Демьяненко – знаменитый Шурик, в другой – Людмила Чурсина. Я там встретила многих своих коллег. Кобзону, я считаю, надо присвоить звание Героя России за все, что сделал для страны! Он как-то пел на склоне горы четыре часа – все хотели послушать Кобзона, его высвечивали прожекторами. Хотя в любой момент из «зеленки» (зарослей, в которых прятались душманы) его могли застрелить снайперы. Но он все равно пел. Там, на тех афганских концертах, выступали только добровольцы. Причем нам за эти концерты не платили. Для нас поддержать солдат было честью, выполнением гражданского да и просто человеческого долга. Вот я и говорю: с точки зрения европейцев мы – конечно, странные люди. (Улыбается.)