Поиск

По многочисленным заявкам читателей обозреватель РИА «Омск-Информ» вспоминает, как охотился на медведя. Вы сами просили этот текст!

Колонка обозревателя РИА «Омск-Информ» Владимира Пирогова о коллекционировании ножей наделала много шума. Читатели взахлеб нахваливали автора материала и просили рассказать о его охоте на медведя, в ходе которой использовался один из упомянутых в колонке ножей.

Поскольку аутентичный материал об охоте публиковался более 10 лет назад, мы договорились так: если соответствующая просьба читателей соберет больше двух десятков «лайков», редакция сделает перепечатку той статьи. «Лайков» в итоге оказалось больше, чем требовалось, и мы с удовольствием выполняем просьбу наших читателей. Итак, национальные особенности русской охоты, которые намного грустней, чем их представляют в любимых народом фильмах.

Ночной звонок

Телефонный звонок раздался в три часа ночи. Бросившись к аппа­рату,  я думал лишь об одном: «Гос­поди, лишь бы ничего не случи­лось!». И оттого на абсолютно не зас­луживающее такой экстренности со­общение отреагировал почти ра­достно.

Звонил майор, о воинском подразделении которого года три назад я написал заметку в газете, где тогда работал.

– Владимир Владимирович, я дико извиняюсь за поздний звонок, – сказал майор не совсем трезвым голосом, – но дело не терпит отла­гательства. Вы можете сейчас подъе­хать к нам в часть? Такси и мораль­ные издержки я, разумеется, опла­чу.

Трубку я бросил. Но майор был настойчив: позвонив вторич­но, он слезно умолял приехать хотя бы завтра к обеду. Выяснилось, что, во-первых, в этот поздний час они «обмывали» новое ружье своего гене­рала («беретту»-вертикалку); во-вторых, генерал решил его опробо­вать в ближайшие выходные; в-тре­тьих, майор по пьянке признался, что у него есть знакомый, который может организовать лицензию на отстрел медведя и, в общем-то, са­мого медведя. Разгоряченный конь­яком майор вспомнил наш разговор трехгодичной давности о том, что лицензию на медведя теперь можно получить почти свободно, и... «назначил» меня ответственным за органи­зацию данного мероприятия.

Нужно сказать, майор был че­ловеком неплохим. И когда он по-людски обрисовал проблему (мо­жете представить себе дальнейшую карьеру военного, представшего болтуном перед высоким началь­ством в столь ответственный мо­мент?), я загорелся идеей. Оплату всех расходов генерал брал на себя, а какой охотник не мечтает хотя бы поприсутствовать на подобном ме­роприятии? А мне, кроме всего про­чего, разрешили сделать пятый вы­стрел. То есть конкретно после гене­рала и его друга, тоже генерала, но уже отставного.

Буря в пустыне

С лицензией в самом деле про­блем не возникло. Более того, выяс­нилось, что в наше время охоторганизации работают на высочайшем уровне сервиса. Из города по теле­фону были обзвонены егеря (кого разыскали через местную милицию, кого – через поселковые админист­рации), и уже через три дня появи­лась информация о наличии берло­ги, о том, что нужно с собой брать (кроме спиртного, естественно), и был определен инструктор-провод­ник из числа местных егерей.

Мне с тремя прапорщиками выпало лететь до района охоты на вертолете. Сам генерал с другом и майором выехали за день до этого на джипе Toyota-Surf. Не то чтобы генерал боялся летать – просто, как выяснилось, полеты на грузовых вертолетах Ми-6 очень далеки от понятия об отдыхе и тем более от мечты многих людей «летать как пти­ца».

Для несведущих поясняю: внутри салона, аккурат под двигате­лем винтокрылой машины, стоит ог­ромная бадья. В нее капает мазут. При этом за точность попадания в бадью мазут не отвечает. Плюс по­разительный по раздражительности нервной системы гул, при котором криком не докричишься до собесед­ника. Такая тряска, от которой и рот открывать – риск. Откусишь язык на­прочь!

Но сам полет, конечно, впечат­ляет. Уже находясь над таежной зо­ной, буквально в течение получаса мы видели стада косуль, разрознен­ные группы лосей, лисиц и даже вол­ков. Волки, в отличие от рогатых лес­ных обитателей, не давали деру от непонятной тарахтелки, а по-хозяй­ски провожали ее взглядом, словно вполне возможную закуску на край­ний случай.

Я не знаю, что испытывали жи­тели Омска, увидев впервые паро­воз, но, похоже, нечто подобное ис­пытали аборигены поселка, распо­ложенного в одном из глухих мест Тевризского района.

Почти ночь. Селяне смотрят свой любимый телеканал (из двух возможных). И вдруг – грохот, снеж­ная буря, слепящий свет посадочных огней... Многие жители, которые и в городе-то никогда не бывали, и громче треска мотоцикла ничего не слышали, как потом признавались, подумали, что началась война.

На «войну» вышли посмотреть: собаки, которых здесь никогда не са­жают на цепь; дети, которым проис­ходящее дало лишний повод побе­ситься; мужчины, которые просто обязаны были выйти; женщины, ко­торым завтра нужно было о чем-то поговорить; старики, для которых это событие, возможно, останется самым ярким до конца дней. Вышла, расска­зывали, даже полупарализованная бабка, которая подумала, что случил­ся конец света и все места в рай могут быть захвачены более молодыми и наглыми... Но насчет бабки, навер­ное, все же наврали.

На медведя охотятся так...

Зимой на медведя охотятся так. Егерь находит лежку. Желательно в трескучий мороз, чтобы раньше вре­мени не разбудить зверя, к берлоге  приходят охотники. Становятся сек­тором градусов в 45, чтобы не пере­стрелять друг друга. Один из них вырубает лесину метра в три-четы­ре, запускает один конец в отдуши­ну берлоги и там шурудит ею. Шурудит до тех пор, пока хозяин (так до сих пор зовут медведя в северных районах Омской области) не соизво­лит вылезти наружу. И тут начинают­ся тонкости.

Дырок в шкуре медведя про­фессионалу нужно сделать мини­мальное количество. В голову, по по­нятным причинам (да и не попа­дешь), не стреляют. Профессионалы высшего класса знают, что разбу­женный медведь, двигаясь на охот­ника, часто встает на задние лапы шагах в пяти-семи. И тут нужно стре­лять наверняка – в сердце.

Но ни в коем случае сразу к пораженному медведю подбегать нельзя. Медведицы зачастую ложат­ся в берлогу со своим пестуном, а то и с двумя. И если этот полуторагодо­валый медвежонок, увидев, что сде­лали с его мамой, осерчает... При­близительно так нас инструктировал егерь на подходе к месту охоты.

Но кроме самого егеря, не уме­ющие ходить на лыжах – ни генера­лы, ни майор, ни я с прапорами – в инструктаж особо не вникали. Груп­па все чаще останавливалась, чтобы приложиться к фляжке с коньяком, а прапорщики (каждый, кстати, с автоматом Калашникова на плече) плоско шутили, что вначале нужно было НУРСом с вертолета по этой берлоге влупить, а уж потом делать контрольный выстрел.

Раз, два, три, четыре, пять – вышел мишка погулять

К берлоге подошли уже «хоро­шие». Егерь расставлял «медвежат­ников», как кегли. Генералы, майор и я зарядили ружья, прапоры на вся­кий случай взяли наизготовку авто­маты, егерь пошел рубить лесину.

Тут же более или менее уда­лось оглядеться. Удивительное дело – на поляне, прилегающей к берло­ге, не было ни звериного, ни птичь­его следа. И даже самих птиц тут не было слышно. Казалось, хозяина боятся потревожить даже шорохом и свистом малым. Сама берлога – неприметный бугорок у кедра. И если бы не желтоватая наледь на де­реве и отдушина в снегу, образовав­шаяся от дыхания зверя, на этот бу­горок можно было бы присесть не­нароком для отдыха...

Егерь, махнув рукой – «внима­ние!», с лесиной наперевес, почти на цыпочках стал приближаться к бер­логе. Подошел к нам. Еще раз шепо­том проинструктировал прапорщи­ка, который должен был шурудить дрыном в берлоге, и взял свой кара­бин наизготовку.

Интриги не получилось. Как только назначенный прапор запус­тил конец лесины в отдушину – бер­лога словно взорвалась. Двухметро­вый зверь практически выпрыгнул из-под снега и с поразительной не­уловимостью движения так врезал по вырубленному стволу, что дер­жавший его прапорщик отлетел вме­сте с лесиной метров на пять. И на этом, можно сказать, наша охота за­кончилась.

Еще вскидывая ружье и гото­вясь считать выстрелы до своего пя­того, я увидел, как все тело медведя задергалось, словно от электричес­кого тока. Через секунду понял отче­го – оба наших прапора, присев от неожиданности, лупили по зверю из автоматов. В следующее мгновение все было кончено. Хотя в этой кано­наде успел пальнуть и генерал.

Не буду описывать наступив­ший после этого «разбор полетов». Во-первых, потому что бумага не стерпит, а во-вторых, под тем, что говорил своим подчиненным гене­рал, я бы с удовольствием тогда под­писался. Скажу только, что первона­чальное решение освежевать медве­дя на месте и взять только «избран­ное» генерал отменил, заставив про­штрафившихся прапоров тащить на себе всю тушу пять километров. И тащили как миленькие.

Уже во дворе у егеря, когда разбирали мясо, выяснилась прелю­бопытная вещь. Единственная пуля, попавшая в сердце медведя, была ружейной, то есть фактически гене­ральской.

Особенности национальных поездок

Назад в Омск мы ехали на ма­шинах. За прапорщиками с медве­дем пришел УАЗ. Он, как полага­ется, двигался впереди, мы на «surfe» сзади. И грустно от испорчен­ной охоты было только до профиля.

Неожиданно для зимы начался дождь. Уазику хоть бы хны, а наш полноприводный японский джип повело. Да так, что на минимальной скорости мы пару раз улетали в кювет. Красивый блестя­щий ящик, называемый по недора­зумению автомобилем, мотало, словно айсберг в шторм, и то стави­ло поперек дороги, то бросало навстречу КамАЗам. В общем, не ра­страченный на берлоге адреналин мы по пути домой выплеснули в пол­ной мере.

И опять же спокойным оста­вался только генерал. Как ребенок, вертя в руках покореженную о мед­вежье сердце пулю, он все интере­совался у друга – как бы так можно было приделать к ней шнурок, что­бы потом носить на шее?

Правда, на подъезде к городу успокоились уже все – любимого ге­нералом коньяка оказалось в маши­не столько, что неадекватно веду­щий себя на дороге джип казался даже забавным. И домой меня при­везли уже изрядно спящим.

Эпилог

Дней через десять майор пригласил меня на окончательное подведение итогов охоты. Аккурат­но заштопанная медвежья шкура уже лежала в кабинете генерала. Все участники экспедиции пили все тот же коньяк. И даже прапорщикам, си­девшим за столом по стойке «смир­но», уже почти не икалось. Здесь, в кабинете, все происшедшее вспо­миналось в гораздо более оптимис­тичном ключе. «Разбор полетов» за­тянулся далеко за полночь. Как во­дится, договорились на следующую охоту выдвигаться тем же составом. За исключением прапорщиков и японских джипов.

Правда, вот уже более двадцати лет прошло, а на «генераль­ную» охоту мы больше так и не вы­ехали.

2915

По многочисленным заявкам читателей обозреватель РИА «Омск-Информ» вспоминает, как охотился на медведя. Вы сами просили этот текст!

Колонка обозревателя РИА «Омск-Информ» Владимира Пирогова о коллекционировании ножей наделала много шума. Читатели взахлеб нахваливали автора материала и просили рассказать о его охоте на медведя, в ходе которой использовался один из упомянутых в колонке ножей.

Поскольку аутентичный материал об охоте публиковался более 10 лет назад, мы договорились так: если соответствующая просьба читателей соберет больше двух десятков «лайков», редакция сделает перепечатку той статьи. «Лайков» в итоге оказалось больше, чем требовалось, и мы с удовольствием выполняем просьбу наших читателей. Итак, национальные особенности русской охоты, которые намного грустней, чем их представляют в любимых народом фильмах.

Ночной звонок

Телефонный звонок раздался в три часа ночи. Бросившись к аппа­рату,  я думал лишь об одном: «Гос­поди, лишь бы ничего не случи­лось!». И оттого на абсолютно не зас­луживающее такой экстренности со­общение отреагировал почти ра­достно.

Звонил майор, о воинском подразделении которого года три назад я написал заметку в газете, где тогда работал.

– Владимир Владимирович, я дико извиняюсь за поздний звонок, – сказал майор не совсем трезвым голосом, – но дело не терпит отла­гательства. Вы можете сейчас подъе­хать к нам в часть? Такси и мораль­ные издержки я, разумеется, опла­чу.

Трубку я бросил. Но майор был настойчив: позвонив вторич­но, он слезно умолял приехать хотя бы завтра к обеду. Выяснилось, что, во-первых, в этот поздний час они «обмывали» новое ружье своего гене­рала («беретту»-вертикалку); во-вторых, генерал решил его опробо­вать в ближайшие выходные; в-тре­тьих, майор по пьянке признался, что у него есть знакомый, который может организовать лицензию на отстрел медведя и, в общем-то, са­мого медведя. Разгоряченный конь­яком майор вспомнил наш разговор трехгодичной давности о том, что лицензию на медведя теперь можно получить почти свободно, и... «назначил» меня ответственным за органи­зацию данного мероприятия.

Нужно сказать, майор был че­ловеком неплохим. И когда он по-людски обрисовал проблему (мо­жете представить себе дальнейшую карьеру военного, представшего болтуном перед высоким началь­ством в столь ответственный мо­мент?), я загорелся идеей. Оплату всех расходов генерал брал на себя, а какой охотник не мечтает хотя бы поприсутствовать на подобном ме­роприятии? А мне, кроме всего про­чего, разрешили сделать пятый вы­стрел. То есть конкретно после гене­рала и его друга, тоже генерала, но уже отставного.

Буря в пустыне

С лицензией в самом деле про­блем не возникло. Более того, выяс­нилось, что в наше время охоторганизации работают на высочайшем уровне сервиса. Из города по теле­фону были обзвонены егеря (кого разыскали через местную милицию, кого – через поселковые админист­рации), и уже через три дня появи­лась информация о наличии берло­ги, о том, что нужно с собой брать (кроме спиртного, естественно), и был определен инструктор-провод­ник из числа местных егерей.

Мне с тремя прапорщиками выпало лететь до района охоты на вертолете. Сам генерал с другом и майором выехали за день до этого на джипе Toyota-Surf. Не то чтобы генерал боялся летать – просто, как выяснилось, полеты на грузовых вертолетах Ми-6 очень далеки от понятия об отдыхе и тем более от мечты многих людей «летать как пти­ца».

Для несведущих поясняю: внутри салона, аккурат под двигате­лем винтокрылой машины, стоит ог­ромная бадья. В нее капает мазут. При этом за точность попадания в бадью мазут не отвечает. Плюс по­разительный по раздражительности нервной системы гул, при котором криком не докричишься до собесед­ника. Такая тряска, от которой и рот открывать – риск. Откусишь язык на­прочь!

Но сам полет, конечно, впечат­ляет. Уже находясь над таежной зо­ной, буквально в течение получаса мы видели стада косуль, разрознен­ные группы лосей, лисиц и даже вол­ков. Волки, в отличие от рогатых лес­ных обитателей, не давали деру от непонятной тарахтелки, а по-хозяй­ски провожали ее взглядом, словно вполне возможную закуску на край­ний случай.

Я не знаю, что испытывали жи­тели Омска, увидев впервые паро­воз, но, похоже, нечто подобное ис­пытали аборигены поселка, распо­ложенного в одном из глухих мест Тевризского района.

Почти ночь. Селяне смотрят свой любимый телеканал (из двух возможных). И вдруг – грохот, снеж­ная буря, слепящий свет посадочных огней... Многие жители, которые и в городе-то никогда не бывали, и громче треска мотоцикла ничего не слышали, как потом признавались, подумали, что началась война.

На «войну» вышли посмотреть: собаки, которых здесь никогда не са­жают на цепь; дети, которым проис­ходящее дало лишний повод побе­ситься; мужчины, которые просто обязаны были выйти; женщины, ко­торым завтра нужно было о чем-то поговорить; старики, для которых это событие, возможно, останется самым ярким до конца дней. Вышла, расска­зывали, даже полупарализованная бабка, которая подумала, что случил­ся конец света и все места в рай могут быть захвачены более молодыми и наглыми... Но насчет бабки, навер­ное, все же наврали.

На медведя охотятся так...

Зимой на медведя охотятся так. Егерь находит лежку. Желательно в трескучий мороз, чтобы раньше вре­мени не разбудить зверя, к берлоге  приходят охотники. Становятся сек­тором градусов в 45, чтобы не пере­стрелять друг друга. Один из них вырубает лесину метра в три-четы­ре, запускает один конец в отдуши­ну берлоги и там шурудит ею. Шурудит до тех пор, пока хозяин (так до сих пор зовут медведя в северных районах Омской области) не соизво­лит вылезти наружу. И тут начинают­ся тонкости.

Дырок в шкуре медведя про­фессионалу нужно сделать мини­мальное количество. В голову, по по­нятным причинам (да и не попа­дешь), не стреляют. Профессионалы высшего класса знают, что разбу­женный медведь, двигаясь на охот­ника, часто встает на задние лапы шагах в пяти-семи. И тут нужно стре­лять наверняка – в сердце.

Но ни в коем случае сразу к пораженному медведю подбегать нельзя. Медведицы зачастую ложат­ся в берлогу со своим пестуном, а то и с двумя. И если этот полуторагодо­валый медвежонок, увидев, что сде­лали с его мамой, осерчает... При­близительно так нас инструктировал егерь на подходе к месту охоты.

Но кроме самого егеря, не уме­ющие ходить на лыжах – ни генера­лы, ни майор, ни я с прапорами – в инструктаж особо не вникали. Груп­па все чаще останавливалась, чтобы приложиться к фляжке с коньяком, а прапорщики (каждый, кстати, с автоматом Калашникова на плече) плоско шутили, что вначале нужно было НУРСом с вертолета по этой берлоге влупить, а уж потом делать контрольный выстрел.

Раз, два, три, четыре, пять – вышел мишка погулять

К берлоге подошли уже «хоро­шие». Егерь расставлял «медвежат­ников», как кегли. Генералы, майор и я зарядили ружья, прапоры на вся­кий случай взяли наизготовку авто­маты, егерь пошел рубить лесину.

Тут же более или менее уда­лось оглядеться. Удивительное дело – на поляне, прилегающей к берло­ге, не было ни звериного, ни птичь­его следа. И даже самих птиц тут не было слышно. Казалось, хозяина боятся потревожить даже шорохом и свистом малым. Сама берлога – неприметный бугорок у кедра. И если бы не желтоватая наледь на де­реве и отдушина в снегу, образовав­шаяся от дыхания зверя, на этот бу­горок можно было бы присесть не­нароком для отдыха...

Егерь, махнув рукой – «внима­ние!», с лесиной наперевес, почти на цыпочках стал приближаться к бер­логе. Подошел к нам. Еще раз шепо­том проинструктировал прапорщи­ка, который должен был шурудить дрыном в берлоге, и взял свой кара­бин наизготовку.

Интриги не получилось. Как только назначенный прапор запус­тил конец лесины в отдушину – бер­лога словно взорвалась. Двухметро­вый зверь практически выпрыгнул из-под снега и с поразительной не­уловимостью движения так врезал по вырубленному стволу, что дер­жавший его прапорщик отлетел вме­сте с лесиной метров на пять. И на этом, можно сказать, наша охота за­кончилась.

Еще вскидывая ружье и гото­вясь считать выстрелы до своего пя­того, я увидел, как все тело медведя задергалось, словно от электричес­кого тока. Через секунду понял отче­го – оба наших прапора, присев от неожиданности, лупили по зверю из автоматов. В следующее мгновение все было кончено. Хотя в этой кано­наде успел пальнуть и генерал.

Не буду описывать наступив­ший после этого «разбор полетов». Во-первых, потому что бумага не стерпит, а во-вторых, под тем, что говорил своим подчиненным гене­рал, я бы с удовольствием тогда под­писался. Скажу только, что первона­чальное решение освежевать медве­дя на месте и взять только «избран­ное» генерал отменил, заставив про­штрафившихся прапоров тащить на себе всю тушу пять километров. И тащили как миленькие.

Уже во дворе у егеря, когда разбирали мясо, выяснилась прелю­бопытная вещь. Единственная пуля, попавшая в сердце медведя, была ружейной, то есть фактически гене­ральской.

Особенности национальных поездок

Назад в Омск мы ехали на ма­шинах. За прапорщиками с медве­дем пришел УАЗ. Он, как полага­ется, двигался впереди, мы на «surfe» сзади. И грустно от испорчен­ной охоты было только до профиля.

Неожиданно для зимы начался дождь. Уазику хоть бы хны, а наш полноприводный японский джип повело. Да так, что на минимальной скорости мы пару раз улетали в кювет. Красивый блестя­щий ящик, называемый по недора­зумению автомобилем, мотало, словно айсберг в шторм, и то стави­ло поперек дороги, то бросало навстречу КамАЗам. В общем, не ра­страченный на берлоге адреналин мы по пути домой выплеснули в пол­ной мере.

И опять же спокойным оста­вался только генерал. Как ребенок, вертя в руках покореженную о мед­вежье сердце пулю, он все интере­совался у друга – как бы так можно было приделать к ней шнурок, что­бы потом носить на шее?

Правда, на подъезде к городу успокоились уже все – любимого ге­нералом коньяка оказалось в маши­не столько, что неадекватно веду­щий себя на дороге джип казался даже забавным. И домой меня при­везли уже изрядно спящим.

Эпилог

Дней через десять майор пригласил меня на окончательное подведение итогов охоты. Аккурат­но заштопанная медвежья шкура уже лежала в кабинете генерала. Все участники экспедиции пили все тот же коньяк. И даже прапорщикам, си­девшим за столом по стойке «смир­но», уже почти не икалось. Здесь, в кабинете, все происшедшее вспо­миналось в гораздо более оптимис­тичном ключе. «Разбор полетов» за­тянулся далеко за полночь. Как во­дится, договорились на следующую охоту выдвигаться тем же составом. За исключением прапорщиков и японских джипов.

Правда, вот уже более двадцати лет прошло, а на «генераль­ную» охоту мы больше так и не вы­ехали.

2915