Омск-Информ
ЛентаЖурнал
Поиск

УШЕЛ из жизни Иван Одарченко — тот самый солдат, который позировал скульптору Вучетичу для памятника воину-освободителю в Берлине. 

Он скончался в Тамбове на 87-м году жизни. Судьба распорядилась так, что незадолго до кончины Одарченко вновь увековечили в бронзе, на нём фронтовик вновь изображен с маленькой девочкой. Памятник изваяли скульпторы Виктор Кулаев и Валерий Парамонов. О смерти Ивана Степановича Кулаев узнал от автора этих строк. 

— Какое горе! За время работы над памятником мы с Иваном Степановичем сдружились, моя дочка Полина называла его дедушкой. Он усадил её на колени и стал рассказывать про войну. Так я и изваял его, вместе с Полинкой... — вспоминает Кулаев. 

Даже в старости Одарченко был крепок, лицо у него славянское, простое и одновременно мужественное, волевое. Как говорят скульпторы, объемное — глядя на его черты, я понимал, почему Вучетич из многих претендентов выбрал Одарченко. Его лицо при всей типичности очень выразительное увидев, запомнишь навсегда. Пока я работал н а д скульптурой, Иван Степанович рассказывал мне, как после войны лепил с него портрет Вучетич. Это событие ветеран называл самым значительным в своей жизни. 

ВУЧЕТИЧ

...Скульптор Евгений Вучетич в то время уже изваял модель памятника. Не было только лица — художник не мог найти человека, котоый мог стать символом Поеды, её лицом. 
Прототип идеи мемориала сержант Николай Масалов, спасший 30 апреля 1945 года в Берлине немецкую девочку, если говорить современным языком, не прошел кастинг. 
— Масалов, конечно, герой, но для памятника не годится, — рассудили в политотделе. — Ни лицом, ни ростом не вышел. Вы, товарищ скульптор, лучше богатыря приглядите. Вон сколько их у нас в Берлине! 
Вучетич вглядывался в лица солдат. Уже и сроки поджимали — проект памятника должен был утверждать сам Сталин. А головы у скульптуры победителя всё ещё не было. В августе 1947-го подполковник Вучетич пришел на берлинский стадион, где в День физкультурника десантники бежали кросс. 
На скамейку рядом с ним присел молодой солдат. Плечистый, красивый, сильный, лицо — такое выразительное, что тут же хотелось взять глин у и лепить с него портрет русского богатыря. 
— Как звать, солдат? Откуда родом? — спросил скульптор. 
— Гвардии рядовой Одарченко, — ответил десантник. — Родился в Казахстане, на фронте с 1944-го, в 114-й гвардейской дивизии. 
— Будет тебе спецзадание, боец. Пошли к твоему командиру.
Ивана Одарченко откомандировали в распоряжение подполковника Вучетича. Поселил скульптор его в своей мастерской в Берлине. Работа над портретом шла полгода. Вучетич придирчиво относился к тому, что выходило из его рук — долго искал нужный поворот головы, линию губ. Когда солдат уставал позировать («Нагрузка хлеще физкультуры!»), Вучетич объявлял перерыв и Иван бегал в саду, разминая онемевшие мьшщы. По вечерам скульптора навещал комендант Берлина генерал Котиков — чтобы лично убедиться, как движется работа.
Приносил бутылку водки: — Пей, солдат, тебе кровь разогнать надо! 
Той самой девочкой, которая позировала для памятника, была трехлетняя дочка коменданта Берлина Света. Говорят, это было чуть ли не указание самого Сталина. Вождь мудро рассудил, что советскии солдат не только немецких девочек спасал. Так что от первоначальной идеи — увековечить воина, спасшего немецкую малышку, остался лишь образ богатыря с ребёнком на левой руке и с мечом в правой. Кстати, на первом эскизе воин-освободитель был с автоматом, но Сталин распорядился заменить его на меч, разрубающий свастику. Когда в Кремле обсуждали проект, маршал Ворошилов предложил вместо девочки пристроить солдату в руку глобус, как символ спасенного мира. Но вариант с географией не прошёл. 
Уже потом, спустя много лет, Ивану Одарченко подарили копию того меча, который держит бронзовый солдат в Берлине. Ветеран хранил его вместе с фотографиями мемориала из берлинского Трептов-парка. 
О том, что именно он стал моделью, Иван Степанович не афишировал. Когда в карауле, ещё солдатом, стоял возле того памятника, на расспросы- дотошных немецких мальчишек, заметивших сходство, отрицательно качал головой: 
— Нихт! 
А пацаны показывали пальцами то на него, то на скульптуру и зазывали всех поглазеть на живую копию памятника. 
Такая слава достала Ивана: после демобилизации перебравшись в Тамбов к сестре, фронтовик даже друзьям не рассказал, что служил моделью Вучетичу. Тайна раскрылась лишь в 1965-м. Тогда выпустили юбилейный рубль и медаль в честь 20-летия победы. В цех подшибникового завода, где работал Одарченко, пришел парторг: 
— Уж больно на тебя похож солдат с медали. Не темни, Ваня. Признайся — ты? 
— Ну, я. — ответил Одарченко. — А чего хвалиться-то? Я девочку в Берлине не спасал. 
— Чудак-человек, да ты же теперь символ Победы! Твое лицо ни с памятника, ни с медали, не сковырнёшь. Терпи, теперь на митингах от завода выступать будешь! 
Выступать с трибун гладко Одарченко так и не научился, рубил с плеча правду матку. В начальники не рвался, до пенсии проработал токарем-фрезеровщиком, заслужил орден «Трудового Красного Знамени». Воспитал дочь и внучку, построил дом, вырастил сад. 

МЕДАЛЬ 

Уговаривать позировать для нового памятника вместе со скульптором Виктором Кулаевым к Одарченко отавился важный начальник из областного правительства. Фронтовик поставил перед гостями бутылку водки, разлил по стопкам: 
— За Победу! 
— Мне нельзя, совещание проводить надо, — попытался отказаться чиновник. Дед глянул на него жалостливо: 
— Толку от ваших совещаний как хмелю от такой стопочки. Не надо меня лепить старого! Сделайте лучше копию с памятника Вучетича!
Уговарйвать сурового деда пришлось долго. То ли водка смягчила сердце ветерана, то ли рассказ скульптора про своего дядю-сталинградца Павла Егоровича Кулаева, который всю воину воевал в разведке, душу растрогал, но согласие позировать Одарченко дал. 
Но вот когда скульптурный портрет был уже готов, случилось неожиданное — дед чуть ли не с напильником рвался исправить оплошность. 
— Поначалу скульптура ему понравилась, рассказывает виктор. — Подошел, шутя поздоровался с ней: «Ну, здравствуй, Иван Степанович! Опять тебя изваяли!» А потом разглядел на груди у своего двойника медаль «За взятие Берлина» и возмутился: «Не было у меня такой награды! Я Будапешт брал и Прагу, а в Берлин уже после Победы попал. Уберите медаль, мне чужой славы не надо!» 
Скульпторам Виктору Кулаеву и Валерию Парамонову стоило огромных трудов убедить прослезившегося от волнения ветерана оставить медаль — мол, Берлин — символ Победы, и памятник будет называться просто «Ветеран», а не «Ветеран Одарченко». 
Дед смилостивился, пришёл на открытие памятника в парке Победы в Тамбове. 
— Я умру, другие фронтовики уйдут навсегда, — сказал он тогда. — А память о Победе останется. Храните Родину так же, как берегли её мы. Защищайте её от врагов, не выпускайте меча из рук. И расскажите о нас своим детям!

УШЕЛ из жизни Иван Одарченко — тот самый солдат, который позировал скульптору Вучетичу для памятника воину-освободителю в Берлине. 

Он скончался в Тамбове на 87-м году жизни. Судьба распорядилась так, что незадолго до кончины Одарченко вновь увековечили в бронзе, на нём фронтовик вновь изображен с маленькой девочкой. Памятник изваяли скульпторы Виктор Кулаев и Валерий Парамонов. О смерти Ивана Степановича Кулаев узнал от автора этих строк. 

— Какое горе! За время работы над памятником мы с Иваном Степановичем сдружились, моя дочка Полина называла его дедушкой. Он усадил её на колени и стал рассказывать про войну. Так я и изваял его, вместе с Полинкой... — вспоминает Кулаев. 

Даже в старости Одарченко был крепок, лицо у него славянское, простое и одновременно мужественное, волевое. Как говорят скульпторы, объемное — глядя на его черты, я понимал, почему Вучетич из многих претендентов выбрал Одарченко. Его лицо при всей типичности очень выразительное увидев, запомнишь навсегда. Пока я работал н а д скульптурой, Иван Степанович рассказывал мне, как после войны лепил с него портрет Вучетич. Это событие ветеран называл самым значительным в своей жизни. 

ВУЧЕТИЧ

...Скульптор Евгений Вучетич в то время уже изваял модель памятника. Не было только лица — художник не мог найти человека, котоый мог стать символом Поеды, её лицом. 
Прототип идеи мемориала сержант Николай Масалов, спасший 30 апреля 1945 года в Берлине немецкую девочку, если говорить современным языком, не прошел кастинг. 
— Масалов, конечно, герой, но для памятника не годится, — рассудили в политотделе. — Ни лицом, ни ростом не вышел. Вы, товарищ скульптор, лучше богатыря приглядите. Вон сколько их у нас в Берлине! 
Вучетич вглядывался в лица солдат. Уже и сроки поджимали — проект памятника должен был утверждать сам Сталин. А головы у скульптуры победителя всё ещё не было. В августе 1947-го подполковник Вучетич пришел на берлинский стадион, где в День физкультурника десантники бежали кросс. 
На скамейку рядом с ним присел молодой солдат. Плечистый, красивый, сильный, лицо — такое выразительное, что тут же хотелось взять глин у и лепить с него портрет русского богатыря. 
— Как звать, солдат? Откуда родом? — спросил скульптор. 
— Гвардии рядовой Одарченко, — ответил десантник. — Родился в Казахстане, на фронте с 1944-го, в 114-й гвардейской дивизии. 
— Будет тебе спецзадание, боец. Пошли к твоему командиру.
Ивана Одарченко откомандировали в распоряжение подполковника Вучетича. Поселил скульптор его в своей мастерской в Берлине. Работа над портретом шла полгода. Вучетич придирчиво относился к тому, что выходило из его рук — долго искал нужный поворот головы, линию губ. Когда солдат уставал позировать («Нагрузка хлеще физкультуры!»), Вучетич объявлял перерыв и Иван бегал в саду, разминая онемевшие мьшщы. По вечерам скульптора навещал комендант Берлина генерал Котиков — чтобы лично убедиться, как движется работа.
Приносил бутылку водки: — Пей, солдат, тебе кровь разогнать надо! 
Той самой девочкой, которая позировала для памятника, была трехлетняя дочка коменданта Берлина Света. Говорят, это было чуть ли не указание самого Сталина. Вождь мудро рассудил, что советскии солдат не только немецких девочек спасал. Так что от первоначальной идеи — увековечить воина, спасшего немецкую малышку, остался лишь образ богатыря с ребёнком на левой руке и с мечом в правой. Кстати, на первом эскизе воин-освободитель был с автоматом, но Сталин распорядился заменить его на меч, разрубающий свастику. Когда в Кремле обсуждали проект, маршал Ворошилов предложил вместо девочки пристроить солдату в руку глобус, как символ спасенного мира. Но вариант с географией не прошёл. 
Уже потом, спустя много лет, Ивану Одарченко подарили копию того меча, который держит бронзовый солдат в Берлине. Ветеран хранил его вместе с фотографиями мемориала из берлинского Трептов-парка. 
О том, что именно он стал моделью, Иван Степанович не афишировал. Когда в карауле, ещё солдатом, стоял возле того памятника, на расспросы- дотошных немецких мальчишек, заметивших сходство, отрицательно качал головой: 
— Нихт! 
А пацаны показывали пальцами то на него, то на скульптуру и зазывали всех поглазеть на живую копию памятника. 
Такая слава достала Ивана: после демобилизации перебравшись в Тамбов к сестре, фронтовик даже друзьям не рассказал, что служил моделью Вучетичу. Тайна раскрылась лишь в 1965-м. Тогда выпустили юбилейный рубль и медаль в честь 20-летия победы. В цех подшибникового завода, где работал Одарченко, пришел парторг: 
— Уж больно на тебя похож солдат с медали. Не темни, Ваня. Признайся — ты? 
— Ну, я. — ответил Одарченко. — А чего хвалиться-то? Я девочку в Берлине не спасал. 
— Чудак-человек, да ты же теперь символ Победы! Твое лицо ни с памятника, ни с медали, не сковырнёшь. Терпи, теперь на митингах от завода выступать будешь! 
Выступать с трибун гладко Одарченко так и не научился, рубил с плеча правду матку. В начальники не рвался, до пенсии проработал токарем-фрезеровщиком, заслужил орден «Трудового Красного Знамени». Воспитал дочь и внучку, построил дом, вырастил сад. 

МЕДАЛЬ 

Уговаривать позировать для нового памятника вместе со скульптором Виктором Кулаевым к Одарченко отавился важный начальник из областного правительства. Фронтовик поставил перед гостями бутылку водки, разлил по стопкам: 
— За Победу! 
— Мне нельзя, совещание проводить надо, — попытался отказаться чиновник. Дед глянул на него жалостливо: 
— Толку от ваших совещаний как хмелю от такой стопочки. Не надо меня лепить старого! Сделайте лучше копию с памятника Вучетича!
Уговарйвать сурового деда пришлось долго. То ли водка смягчила сердце ветерана, то ли рассказ скульптора про своего дядю-сталинградца Павла Егоровича Кулаева, который всю воину воевал в разведке, душу растрогал, но согласие позировать Одарченко дал. 
Но вот когда скульптурный портрет был уже готов, случилось неожиданное — дед чуть ли не с напильником рвался исправить оплошность. 
— Поначалу скульптура ему понравилась, рассказывает виктор. — Подошел, шутя поздоровался с ней: «Ну, здравствуй, Иван Степанович! Опять тебя изваяли!» А потом разглядел на груди у своего двойника медаль «За взятие Берлина» и возмутился: «Не было у меня такой награды! Я Будапешт брал и Прагу, а в Берлин уже после Победы попал. Уберите медаль, мне чужой славы не надо!» 
Скульпторам Виктору Кулаеву и Валерию Парамонову стоило огромных трудов убедить прослезившегося от волнения ветерана оставить медаль — мол, Берлин — символ Победы, и памятник будет называться просто «Ветеран», а не «Ветеран Одарченко». 
Дед смилостивился, пришёл на открытие памятника в парке Победы в Тамбове. 
— Я умру, другие фронтовики уйдут навсегда, — сказал он тогда. — А память о Победе останется. Храните Родину так же, как берегли её мы. Защищайте её от врагов, не выпускайте меча из рук. И расскажите о нас своим детям!