«Не делать же фильм о Великой Отечественной на английском языке»

— Андрей, вокруг вас скопилось много стереотипов. Чувствуете непонимание?

— Это выясняется вскоре после начала разговора. Кто-то убежден, что непременно можно отыскать точки соприкосновения, но когда в процессе общения прорисовываются более подробные детали, видишь вдруг, что вы с оппонентом по-разному смотрите на один и тот же предмет. Я говорю в данном случае о фильмах, а представьте себе, сколько разночтений можно отыскать в других, куда более важных сферах. О понимании вообще трудно рассуждать. Одним словом, я бы не сказал, что широк круг тех, кто близок мне по духу. Их считанные единицы. И дело тут не в какой-то моей исключительности. Думаю, что очень многие чувствуют подобное.

— А как сегодня живется интеллигентному человеку?

— Вы меня имеете в виду? Я совершенно простой парень из самой обыкновенной семьи. Но даже если назвать интеллигентом того, кто занимается интеллектуальным трудом, не знаю, что вам ответить. Не считаю себя образцом интеллигентности. Мне трудно было бы соответствовать такому званию. Интеллигенты — это Лихачев, Сахаров, Алексей Лосев.

— Тогда так: думающему человеку, сосредоточенному на сущностных вещах, а не на ерунде.

— О ерунде иногда очень даже полезно подумать. Я ведь изо дня в день, встав в 6 утра, выпив чашку кофе и почистив зубы, раскрыв томик шекспировских сонетов, не предаюсь мыслям о высоком.

— Но мимо ничего не проходит, требуется разрешать множество проблем, страдать от невозможности что-то осуществить, куда-то достучаться…

— Есть тревожное чувство невозможности реализовать некоторые замыслы. Много лет ждут своего часа три истории. Еще до «Изгнания» был готов сценарий про воина-монаха времен Киевской Руси. События, разворачивающиеся в нем, происходят в 1015 году. Этой истории уже больше семи лет. Представьте себе, есть готовый сценарий, о котором ты мечтаешь, но понимаешь, что непросто найти 15-миллионный бюджет под такой проект. Другой замысел под названием «Виноград» появился еще до «Елены», он связан с Великой Отечественной войной. Третий — тоже потребует исторической реконструкции, а значит, и значительных средств. Мне жаль, что эти проекты никак не могут сдвинуться с места. Сейчас с продюсером Александром Роднянским мы работаем над фильмом «Левиафан». Довольно долго длилось ожидание — осуществится этот проект или нет. Это непростое состояние ожидания. И вот мы наконец запустились. Я счастлив. Мне нравится сотрудничество с Роднянским. Он очень надежный человек и всерьез обещал вернуться к вопросу о моих больших проектах, когда мы будем заканчивать монтаж «Левиафана». И если с «Левиафаном» все сложится так, как мы планируем, а это съемки с июля по сентябрь 2013-го, тогда осенью мы уже войдем в монтаж. Я просил его дать мне ответ в это время: работаем мы или нет над каким-нибудь из предлагаемых мною больших проектов. И если нет, то мне придется искать другие пути.

— Но Роднянский — человек дела…

— И слова. Поэтому он и не дал мне сразу прямого ответа. Я его хорошо понимаю. Не думаю, что тут такой случай, но ведь бывает и так, что ты хочешь работать с каким-то режиссером, но его идеи тебе не близки. И не потому только, что они дороги в производстве и не вернут потраченных средств. Дело ведь не только в этом. Имеют значение смыслы, которые стоят за материалом.

— Казалось бы, имея за плечами такие награды и международное признание, как у вас, можно избежать финансовых проблем. Неужели после венецианского триумфа с «Возвращением», да и потом вам не предлагали сотрудничество западные партнеры?

— Предложения были, но не какие-то конкретные, а на уровне «давайте-ка вместе поработаем». Но не делать же фильм о Великой Отечественной войне на английском языке, правда? Это же откровенная «клюква». Так что пока есть возможность работать в России и на русском языке, я буду это делать.

— Вы вот деликатничаете, а другие приходят и берут то, что им надо.

— Так может показаться, что я деликатничаю, но тут вовсе не в этом дело. Хочется браться за те замыслы, которые тебе кажутся важными, и тут возникает только вопрос, когда и где отыщется единомышленник.

— У вас был момент после изматывающей отработки дебюта с бесконечными поездками по городам и весям, когда вы решили самостоятельно заняться продюсированием.

— Было такое. Незадолго до работы над «Еленой». Но слишком скоро, не успев даже всерьез это обдумать, я познакомился с Роднянским и, можно сказать, попал в надежные руки. До встречи с ним я вполне серьезно намеревался создать собственную компанию из близких мне людей — оператора Михаила Кричмана, сценариста Олега Негина и других членов нашей группы. Первым проектом компании должна была стать «Елена». Но, видите ли, этим надо заниматься. Компании нужен офис, бухгалтер, директор, аренда. Сотрудникам надо платить деньги. А я не представляю, что это такое — завтра дать кому-то зарплату. Откуда я ее возьму?

— Василий Сигарев купил автобус, снял под Екатеринбургом турбазу и думает о собственной студии.

— Автобус зачем?

— Для съемочной группы.

— Самостоятельное плавание со скромными проектами, не предполагающими масштабных съемок, наверное, возможно. Но если у тебя экспедиция в 70 человек на Севере, за полярным кругом, порядка 70 съемочных дней, то одному это не одолеть, даже имея собственный автобус. Картина Василия Сигарева «Жить» оправдывает свое название. Он верен своему пути, тверд в намерениях и режиссерской позиции. Сигарев честен, что по нынешним временам трудное дело, он крепкое дерево, на котором созреют еще прекрасные плоды.

— А о чем будет «Левиафан»?

— Никогда не возьмусь говорить, о чем будет следующий фильм. Как в двух словах рассказать об этом? У меня вот так, заранее, никак не складываются слова. Я это расцениваю как предательство замысла. Нужно всю эту энергию внутренних токов сохранить и бережно передать самому фильму, а потом уже, после премьеры, можно обо всем этом говорить сколько душе угодно.

— Режиссеры в большинстве своем беззащитные люди. Многие, даже самые именитые, лишены возможности снимать и, соответственно, не имеют средств на более или менее обеспеченную жизнь. Кто-то собаку караулит на даче, не имея никаких надежд на новую работу. Как вообще вы все живете, если не занимаетесь коммерческим кино? Надо же семью содержать.

— Да, действительно, фильмы случаются редко, и заработанных денег хватает только на период работы над фильмом и немного на период ожидания следующего проекта. Не могу сказать, что жирую, но и грех жаловаться в ситуации, когда многие, и, кстати, не только кинематографисты, живут гораздо хуже. Я занимаюсь любимым делом, а это очень важно для меня. Защищать беззащитных людей — задача государства. И оно может это сделать, законодательно ликвидировав авторское бесправие, царящее в стране. Защитить уже сейчас тех, кто сегодня еще в силе, но уже завтра займет место нынешних ветеранов, может только закон об авторском праве. Вменяемый, цивилизованный, ясный и прозрачный закон, обеспеченный государственной гарантией его исполнения. Слышите, уже что-то несбыточное говорю, из какого-то фантастического фильма риторика, нет?

— Вы живете в съемной квартире, насколько я знаю. Удивительно, что, будучи человеком, приумножающим славу страны, не можете разрешить жилищный вопрос. Неужели никто не заинтересовался вашими проблемами и не помог?

— А давайте-ка лучше я отвечу на ваш следующий вопрос.

— В общем, в элиту вы не входите!

— Светлана, я не жалуюсь. Это грешно в ситуации, когда имеешь возможность выбирать: что делать, а что нет.

— Несмотря ни на что, желание заниматься кино не пропадает?

— Нет. Я себе и жизни не представляю без этого. Если вдруг объявят, что кино закончилось, даже не знаю, что буду делать. Ни одной идеи не приходит на ум.

«При чем тут Европа, скажите?»

— Считается, что вы снимаете в большей степени европейское кино, нежели русское.

— Меня возмущает, когда говорят: живя в России, вы делаете европейское кино. Невежественный бред. При чем тут Европа, скажите? Неужели нужно снимать «как курица лапой», чтобы твое кино назвали русским? Что же это за неуважение к самим себе? Я снимаю кино так, как мне нравится. И люблю повторять слова о том, что считаю себя гражданином страны Кинематограф, без разграничения на Азию, Европу и Америку. Есть огромный мир кино. События, произошедшие в нем за более чем столетнюю историю, которые и определяют меру того, что есть высшее достижение, что есть мера вещей, и есть те центры притяжения, к которым чувствуешь неизбывную тягу. Ты делаешь свое дело, не примериваясь к чему-то, а просто ясно сознавая, что есть настоящее и что есть мнимое. И потому совершенно не имеет значения, откуда оно родом.

— Должно быть, вы книжная душа?

— Вы имеете в виду, не книжный ли я червь? Не думаю. Есть читатели гораздо более прилежные. В последнее время художественная литература, вещи сюжетные, то есть всё то, что называется теперь «фикшн», меня не увлекает. Теперь гораздо интереснее то, что около или вокруг. Какие-то другие вещи занимают — эссеистика, биографии, философская литература, специальная какая-нибудь. Пытаюсь одолеть Делёза, например. Его огромный труд «Кино». Эдуард Шюре дожидается своего часа. Алексей Лосев, которого уже называл, его книга об античном мифе и мифе Возрождения тоже еще впереди. Как-то так на сегодня, если говорить о книжной полке.

— Вы старомодный человек?

— Думаю, да. Я не современный человек.

— Часто ли возникают на вашем пути люди из прошлой жизни, поддерживаете ли отношения с друзьями прежних лет?

— Не особенно. Но я и не избегаю этого, просто так складывается сама жизнь. На моем официальном сайте есть гостевая страница. Администратор сайта уверен, что обратная связь необходима. Пока я в этом сомневался, на нее пришло письмо из той самой «прошлой жизни». К сожалению, я на него отреагировал, и меня просто накрыло настоящее безумие. Это был поток, просто даже напор каких-то бессвязных писем и просьб. Я чуть не увяз в этом. В конце концов, когда всё это грозило перерасти в полный абсурд, я понял — надо рубить, и написал человеку: дескать, давай забудем о том, что эта переписка вообще была. И тут он такое понёс!.. Одним словом, прошлое может настигнуть тебя таким разочарованием, что лучше остаться с очаровательным воспоминанием.

— К вопросу о непонимании. Год назад в Минске после показа «Елены» встала зрительница и сказала: мы тут доброе кино смотрим, а вы нам что привезли? Вас такого рода вещи выбивают из колеи?

— Я бы слукавил, если бы сказал, что нет. Тогда я нашел, кажется, что ответить, да и зал мне помог, ее зашикали. Но, с другой стороны, нельзя же отвечать только на комфортные вопросы. На неприятные реплики тоже приходится иногда реагировать. Не дерзить, но искать ответы. Иногда даже случается их находить.

— Крепким человеком надо быть, чтобы держать удар?

— Мне кажется, что я не так крепок, как следовало бы. Тяжело было сносить критику после премьеры «Возвращения». Читать некоторые рецензии оказалось нестерпимо. Я думал: всё, кино снимать не буду никогда, если наталкиваюсь на такое неприятие. А потом решил, что раз уж я так устроен, так болезненно реагирую, значит, просто мне не нужно ничего этого читать.

— Для того чтобы так тесно работать со сценаристом, как вы с Олегом Негиным, нужно быть больше чем коллегами?

— Да, мы с ним друзья. Мы знаем друг друга слишком давно и слишком хорошо, чтобы зваться просто и только коллегами. Олег работает сейчас над сценарием «Левиафан». Мы с вами начали наш разговор с трех больших сценариев, реализации которых я с нетерпением жду. Так вот все они наши с Олегом совместные замыслы. Одна из новелл сценария «Виноград» была написана Олегом по заказу со стороны, и вскоре у него возник момент непреодолимого творческого разногласия, когда заказчики стали просить добавить в сюжет «мясца», чтобы «натянуть» историю на полный метр. Я ему посоветовал: Олег, ты просто угробишь материал, если будешь его раздувать до полного метра. Он забрал у заказчика новеллу, и уже вдвоем мы с ним придумали другие две. Получилась развернутая история времен Великой Отечественной: Бабий Яр, блокада Ленинграда и одна частная история простого ефрейтора на передовой.

— С актерами такого сближения нет? Дружите ли вы со своими коллегами-режиссерами?

— Дружба с актерами не складывается. Видимо, в этом нет необходимости с обеих сторон. Дружбу ведь так просто, по желанию, не стяжать. Она либо есть, либо ее нет. Но с Костей Лавроненко мы дружны. Видимся редко, но знаем, что близки друг другу. Что же до коллег — в молодом российском кино есть люди, с которыми я солидарен и не раз публично говорил об этом. Лично знаком с Алексеем Мизгиревым и рад этому знакомству. Несколько раз общался с Колей Хомерики, знаком с Лозницей и Сигаревым, младшим Германом и Попогребским. Но это не значит, что мы активно общаемся или обмениваемся идеями, дружим семьями. Не знаю, как у других, но у меня как-то не складываются эти отношения. Возможно, потому, что я поздно оказался в киносреде, можно даже сказать, влетел туда контрабандой. В 39 лет снять первый полнометражный фильм — это поздно для завязывания отношений. У меня нет приятельства со ВГИКа, потому как пришел в кино со стороны.

Режиссеры вообще отдельные люди, такие одинокие волки. Разве что братья Коэны да Дарденны исключения из правил. Обычно же два режиссера не находят понимания. Посадите за стол двух актеров, дайте каждому по пять реплик и предложите это снять двум режиссерам. Они или передерутся, или не снимут ничего. Я не принимаю участия в общественной кинематографической жизни. Не вижу ни одной причины собираться в стаю. Возможно, это моя ошибка, но это так.